На собственном выступлении я была уже в состоянии, максимально приближенном к идеалу. Как я его представляю… Чуть тронь — и взорвется. В Москву я ехала через Нижний. Взглянув на меня на улице со спортивной сумкой, прочно сжатой в руке, Илья Шамазов хмыкнул:

— У тебя из сумки дуло торчит…

Я довольно легко довожу себя до кондиции «русского» из анекдота. Это когда ему дали задание «изнасиловать эскимоску и пожать лапу белой медведице». Через некоторое время русский прибежал, бешено вращая глазами.

— Где здесь та эскимоска, которой нужно лапу пожать?!

Вот и я, подходя к новому Бункеру, уже была готова пожать лапу эскимоске…

О… голубчик… давно не виделись… Только тебя мне и не хватало… «Что-то вы с лица спавши. Вы, случайно, не заболевши?» По лестнице из глубины подвала навстречу мне поднимался Буржуй.

К несчастью, мы уже встречались. В самый первый мой день в Бункере пообщались немного. И на следующий день, когда я притащилась вечером после распихивания по домам предвыборных газет, он нарисовался передо мной с радостной улыбкой.

— А я здесь всем уже рассказал, что Рысь — наркоманка!..

…Я забыла, как дышать. Позади меня раздался выстрел, и пуля уже разорвала мне спину…

Я так никогда и не пойму, зачем, за что, с какой целью ему вдруг понадобилось вот так омерзительно уничтожать совершенно постороннюю еле живую женщину. Я заметила, очень многим невыносимо, что я до сих пор живая…

Я просто стояла оглушенная. Я даже не могла его убить. Еще не время…

И вот теперь он поднимался навстречу по лестнице из глубины подвала. В этом новом подвале была ужасная лестница. Вся оббитая, ступеньки как будто изгрызены. Оступиться на такой на каблуках — как не фиг делать. И, оступившись, самое логичное было — попытаться схватиться за человека перед собой. И нечаянно столкнуть его вниз…

Как бы он красиво летел… Жаль, внизу стояли хорошие люди. Или — невиновных нет?..

…Я окинула взглядом едва отремонтированный зал собраний в новом Бункере и измотанных нацболов перед собой. И осклабилась почти кровожадно: нормально! Работаем! Что, голубчики, попались?! Я из вас душу-то вытрясу…

— На самом деле все очень правильно и логично. На новоселье в дом обычно первой запускают кошку. А Тишин в Бункер притащил Рысь…

Я без труда заполнила голосом зал и весело и зло принялась бросать в людей песню за песней. Веселая ярость к жизни — вот что действительно мое… Люблю я это дело. Как же я это люблю… Стерва… дорвалась…

Я давно отыграла, мы толклись у двери, собирались уходить, а Соловей все молчал — глухо, как будто проглотил все слова. Я была ему благодарна. Он не обзывал, не оскорблял. Я считала — это большой прорыв… Однажды он рассказал мне, что, даже если ему что-то нравится, он все равно начнет над этим издеваться… Я тогда только кивнула. Все верно, он полностью подтверждал мое мнение на его счет. Дерьмо и ведет себя как дерьмо: «Оденусь во все коричневое, сяду в углу и буду вонять… И испорчу всем праздник…» А здесь — тишина. Такое наслаждение…

Мы очень долго в молчании добирались до дома, у метро он покупал курицу, водку. А я смотрела на него все с большим недоумением. У него был вид мужчины, собравшегося со своей женщиной отметить ее маленькую победу… Не может быть, мой мужик Соловей собрался устроить мне праздник… На это надо посмотреть.

Разлив водку, он повернулся ко мне с каким-то пугающе серьезным видом:

— Катя… Ты меня сегодня… поразила…

Хорошо хоть под руку этого не сказал: захлебнулась бы на фиг…

— Ты действительно… поешь. Не к чему придраться. Когда я давал тебе деньги на гитару, я вообще не знал, что ты делаешь, думал: ну, хочет девочка — пусть… А теперь вижу, что сделал очень правильное вложение. Я это говорю не для того, чтобы польстить… (Ой, да бог с тобой, я бы никогда про тебя не подумала так плохо…) Просто это — действительно так… Я вспоминаю: Тишин однажды поставил запись, сказал: «Это Рысь», но я как сидел, болтал о чем-то, так и продолжал. И все это так на заднем плане и осталось, я ничего не слышал…

Все правильно, так информация и должна распространяться. Я сделала правильную ставку на старшего в этой компании. Но непредсказуемый и неуправляемый Соловей напрочь вывалился из этой простой и хитрой схемы. Смех и грех…

Я только грустно про себя усмехнулась. Вот оно что. Смешно и печально. А я ведь, оказывается, действительно все это время была для него пустым местом.

Я тут уже в лепешку расшиблась со всеми своими литературно-музыкальными проектами — и, кстати, понтами… А до него не долетело ни отголоска. Нормально… Диагноз: «земли не видит»…

А я-то все в толк взять не могла: чем же я заслужила такое отношение? Мягко скажем, никакое… А я, оказывается, ничем не заслужила иного… На самом деле он ни разу не назвал меня Рысь. Я это воспринимала как попытку меня обидеть. Я много сил и времени потратила на то, чтобы заработать себе это имя. Рысь я по гороскопу: Львица в год Кота… Это — моя торговая марка, мой фирменный знак. И, не признавая эту марку, он не признавал и всего, сделанного под ней…

Я все не могла понять, чем вызываю его постоянное презрение. Я что, дала какой-то повод? Может быть, я сама себя не уважаю?

Или я слишком уважаю его? И он принимает это за слабость?

Неужели чье-то человеческое отношение к нему он считает чем-то недостойным, неужели для него это — синоним слабости? А ему не приходило в голову, что в этом нет ничего личного? Что я просто переобщалась с каратистами: там без поклона даже в помещение не входят. Что почтительность отрабатывается точно так же, как удар. Что это не обязательно слабость и безволие: без разбора почтительно обращаться со всеми подряд. Даже с теми, кто сам себя ни в грош не ставит. Даже с теми, кого убиваешь…