class="p1">— Это была не просто любовь, это было что-то гораздо большее. Словно их тела и души были созданы друг для друга. Наполненность и целостность до краев, до каждой частички, до последнего вздоха. Любовь, о которой слагают легенды. Их счастье было очевидно, они словно сияли изнутри, одаривая своим светом нас. Они не могли друг без друга, и их сердца бились в унисон.

Ияр стал смурнее, брови сошлись на переносице, и он окинул женщину задумчивым взглядом.

— Не думал, что ты настолько поэтична. Я думал, ты их отношения тоже осуждала. Значит, ты хорошо её знала?

— Нет. Мей… то есть Мейфис, была затворницей. Она избегала любого внимания. Её покои были рядом с покоями твоего отца и напоминали мастерскую, где она постоянно творила. А если ей и приходилось выйти, то она предпочитала странные наряды: тело, волосы были скрыты под плотными тканями, а лицо прикрывала полупрозрачная вуаль — ни одного открытого сантиметра кожи. Друзей не заводила, служанок не жаловала, предпочитала сама себя обслуживать.

— А как относилась к ней моя мать?

— Как и любая женщина, что вынуждена терпеть соперницу. Алария ревновала, но ничего не могла сделать. Притом её не тревожила любвеобильность твоего отца, её тревожила только слепая преданность и любовь к Мей.

— Алария была несчастной.

— Я бы сказала — оскорблённой. Не получив взаимной любви, как истинная солара, она ненавидела и презирала всех. Была тревожна и вспыльчива. Строила козни, один раз покушалась на Мейфис.

— Она хотела её убить?

— Да, подослала корзину фруктов, на дне которой были змеи.

— Они укусили девушку?

— Нет, один страж сунул в корзину свой любопытный нос. Его спасла быстрота реакции. Змей убили. Ты бы знал, как гневался твой отец… Кажется, в тот день пошатнулась само мироздание. Он желал отослать Аларию подальше, но я его отговорила, ведь она его солара, истинная, прошедшая отбор и испившая из огнепада.

Звучало прискорбно, словно обвинение, что всё это пустое, большая ошибка. Странная эмоция от той, что больше других чтит и уважает заветы предков и богов. Той, кто верой и правдой служит небесному дракону.

— Тебе Алария тоже не нравилась?

Женщина поджала губы, выдавая свои эмоции, но тут же взяла себя в руки и устало выдохнула:

— Я жрица и должна оберегать и чтить заветы предков, остальное для меня пустое. Я лишь молилась о том, чтобы Алария поскорее подарила твоему отцу наследника. Ярыш услышал мои молитвы и послал ей тебя. Благодаря этому пыл её поутих. Материнство её успокоило, она приняла своё истинное предназначение, — а теперь за напускным равнодушием женщины в голосе послышались боль и горечь. — Единственным её обожанием стал ты. Она ревностно тебя оберегала и не подпускала никого, кроме отца и нянек. Приказала перенести детскую в свои покои. Когда ты подрос, носилась за тобой по дворцу и прощала все проказы, баловала. Всю любовь, которую не смогла передать твоему отцу, она отдала тебе. Алария была хорошей матерью.

Ияр улыбнулся, теплые воспоминания о женщине, чье лицо почти стерлось из воспоминаний, окутали душу теплом и светом.

Некоторое время молчали. Тягостно, неловко. Словно каждому было о чём поделиться, но решил придержать при себе.

— Тебе известно, что случилось в ту роковую ночь?

Жрица заметно напряглась, но отвечать не спешила. Вновь поджала губы и ещё сильнее сжала пальцы на навершии клюки.

— Прости, об этом не расскажу ничего нового. Мейфис сотворила разлом, из которого повылазили монстры и унесли жизнь твоих родителей.

— Уверена, что так и было?— настойчиво уточнил Ияр и воззрился на женщину так, словно сейчас ему поведают страшную тайну.

Но жрица заворчала:

— Уверена, что вы напрасно тянете время! Вам нужно отправляться на плато. Скоро всё прояснится, вы обретете свою солару и будете с ней строить будущее, не только ваше, но и ваших детей. Надеюсь, Ярыш одарить вас не одним драконом.

— Найра, подожди, — мужчина отчаянно схватил женщин за плечо.

— Я не уверен, что желаю этого.

— Желаете чего?

— Повторить судьбу своего отца. Любить одну и быть связанной с другой. Я понимаю, что должен принять свое наследие, как твердят наши законы, но я не хочу. Не хочу всю жизнь прожить в сомнениях, упреках, косых взглядах. Не хочу причинять страдание женщине лишь потому, что она выбрана для меня богами. Не хочу мучить ни себя, ни её. Ни хочу прятать Оливию по углам и бояться за её жизнь и благополучие. Я хочу любить одну и только ей быть верным до последнего вздоха. — И уже совсем обреченно и совсем тихо: — Я хочу, что бы Оливия стала моей соларой…

Суровое лицо жрицы смягчилось, в глазах мелькнуло лукавство.

— Вы мудрее и храбрее, чем ваш отец. Себе он так и не смог в этом признаться. И верю, что если человек или дракон чего-то очень хочет, он обязательно это получает.

Она ласково коснулась щеки мужчины, словно благословляя, и, не скрывая широкой улыбки, пошаркала прочь.

— Ты знаешь, где Оливия?

— Откуда? Я всего лишь жрица. Но с нетерпением буду ждать вас на плато. Испытание никто не отменял.

***

Оливия

Ощущать низкочастотный гул и вибрацию, словно воздух вокруг живой и плотный, стало утомительно. Словно рой насекомых, желающих прогнать пришлых со своей территории, подавить волю, вогнать в апатию и напустить тревогу. Он давил на уши, на восприятие, делая мысли в голове тяжелыми и неповоротливыми. От этого разболелась голова и начало мутить.

— Не переживай, Оливия, уже недолго, — Хаган перехватил мою руку, которой я нервно докрасна расчёсывала предплечье, и сжал.

— Ты уверен, что карта верна? Ты уже проходил по лабиринту? А что если это ловушка для слишком уверенных в себе? Что если автор дневника хотел погубить слишком любопытных?

— Оливия, если бы хотел — погубил бы. Дневник был написан не просто с праздного безделья, он — путеводная нить для таких, как ты, незнаек. Тебе просто нужно успокоиться, а не паниковать, прислушаться к себе. Не борись с чужеродным вмешательством. Расслабься, настройся на ту же частоту, что и лабиринт, стань с ним одним целым, дыши в унисон.

— Сложно, когда в твоей голове туземцы отплясывают под бой барабанов.

Мужчина улыбнулся:

— Нужно только захотеть.

Я покосилась на Хагана, как на психотерапевта, что не отрабатывает чаевых.

— Серьезно? Вот так, по щелчку пальцев, захотеть?

— Да, ты