– Дис! – позвала я, потрепав ее за плечо. – Эй, Дис!

– Что? – пробормотала она, кажется даже не проснувшись. Хоть храпеть перестала!

– Роза появлялась? Говорила, когда вернется?

– К ужину! – выдала гномка, дернула ногой, словно отгоняя надоедливую муху, и снова захрапела.

Сквозь сон она явно не сообразила, что ужин давно миновал.

Я тоскливо выругалась, потом мотнула головой, отгоняя дурные мысли. Так, не паниковать! Мало ли, может, просто у подруги решила заночевать? Но тогда почему не предупредила?

Я вернулась в кухню, сварила кофе, устроилась у окна с дымящейся чашкой и прикурила… После второй чашки и пятой сигареты в голове воцарилась какая-то звонкая тишина, и я, вооружившись записной книжкой, села за блюдце. Для начала методично обзвонила подруг Розы. Без толку, только убила уйму времени на попытки добиться вразумительного ответа от сонных девиц. Я выкурила еще несколько сигарет и набрала ближайшую больницу… Роза Стравински не значится. Следующий номер – и тот же ответ. И следующий…

Думай, Анна, думай. Где она еще может быть?

От пугающей мысли перехватило горло, и я с трудом сглотнула, слепо уставившись на начинающее светлеть небо. В морги звонить без толку. Ульв сообщил бы, если б… Ну а госпожа Ясная в такой час точно не на рабочем месте. Полицейские тоже бы меня известили. Во-первых, из банальной корпоративной солидарности – Стравински в городе знают, а во-вторых, Роза ведь несовершеннолетняя!

Оставался единственный вариант. Розу похитил сволочь Кукольник! Или ее просто еще не нашли… От таких догадок во рту стало горько. Неназываемый, ну за что?!

– Я помочь? – предложил вдруг Немо, и я чуть не уронила очередную сигарету.

Качнула головой, рассматривая зомби. Все же Кукольник – гений! Немо выглядел, двигался, разговаривал как живой человек, пусть и человек невеликого ума.

Ни запаха тлена, ни признаков разложения, не говоря уж о том, что обычные зомби чуть ли не на ходу части тела теряют. А этому хоть бы хны, только подзаряжать иногда надо. Представить не могу, сколько сил и времени нужно ухлопать, чтобы создать такое!

– Да чем ты мне поможешь? – тоскливо спросила я и глянула на часы.

Почти шесть…

Следователь ответил почти сразу. Да что он, вообще не спит?!

– Мердок у аппарата. Слушаю вас.

Пришлось вцепиться ногтями в ладони, зато мой голос прозвучал почти ровно:

– Это Анна Стравински. Вы можете приехать? Прямо сейчас.

Он помолчал несколько секунд.

– Разумеется. Вам что-то еще требуется немедленно?

– Нет, – покачала головой я, забыв, что он меня не видит. – Просто приезжайте, ладно?

– Выезжаю, – пообещал Мердок и сбросил вызов.

Примчался он через какую-то четверть часа.

– Здравствуйте, – вежливо сказала я, когда Немо впустил гостя.

В моем сознании Мердок и вежливость были связаны неразрывно.

Он отрывисто кивнул, быстро окинул взглядом комнату и, кажется, облегченно перевел дух. Я дернула уголком рта. Интересно, он тут труп ожидал увидеть в уголке, что ли?

– Что случилось? – спросил Мердок, остановившись напротив меня.

– Роза пропала, – выдавила я и встала. – Кофе будете?

На Мердока я старалась не смотреть. Почему-то это было невыносимо.

– Не откажусь, – согласился он.

И я, встав, сполоснула под краном турку. Мердок молчал, давая мне собраться с мыслями и взять себя в руки. Заговорил он, только когда я поставила перед ним чашку.

– Анна, – мягко сказал Мердок, накрыв ладонью мою руку. – Вы расскажете мне, что стряслось?

Я заставила себя поднять на него глаза. Если бы не ситуация, я бы улыбнулась. Брился Мердок явно впопыхах (на щеке красовалась свежая царапина), причесаться точно не успел, да и галстук где-то потерял.

Я кратко ввела его в курс дела. Мердок слушал молча, только почему-то не отпускал мою ладонь…

– Ну, что скажете? – нервно улыбнулась я, только сейчас сообразив, что сижу перед ним в тоненькой ночной рубашке.

До Розочкиных пеньюаров ей, конечно, далеко, но все равно совсем не тот вид, в котором положено встречать вышестоящих. С другой стороны, изливать душу начальству (в шесть утра!) тоже не принято.

– Не переживайте, я уверен, что Розу непременно найдут, – пообещал он проникновенно.

Я скривилась и отняла руку.

– Меня-то не надо пичкать утешительными банальностями!

Мердок помолчал, а затем сказал жестко:

– Не хотите утешений? Тогда извольте работать, Стравински!

– Работать? – переспросила я.

Голос жалко дрогнул, и я с трудом удержала вопль: «Но как можно работать, когда!..» Я с силой зажмурилась, растерла лицо и сказала искренне:

– Спасибо! Вы правы. С чего начнем?

И нащупала пачку. Машинально попыталась вынуть сигарету, но пальцы только смяли пустую обертку. Я попыталась вспомнить, сколько там было сигарет… А, да какая разница? Возьму новую.

Мердок наблюдал за моими телодвижениями с явным неодобрением.

– Прекратите, Стравински, – вздохнул он. Встал, забрал у меня пачку и пепельницу и вытряхнул в мусорное ведро. – Подозреваю, сегодня вы ничего не ели.

Это прозвучало как утверждение.

Я безразлично пожала плечами. О пище даже думать не хотелось – то ли от нервов, то ли от избытка курева меня подташнивало.

Мердок неожиданно ловко соорудил нехитрый завтрак – яичницу с колбасой и гренки, поставил передо мной тарелку и вручил вилку:

– Вам необходимо поесть. А я тем временем позвоню в участок. Вы еще не заявили об исчезновении сестры?

И посмотрел на меня вопросительно.

А меня вдруг захлестнула благодарность. Как же хорошо, когда ты не одна! А ведь Мердок, между прочим, вовсе не обязан со мной возиться. Я вскочила и порывисто его обняла.

– Спасибо! – придушенно прошептала в пахнущую апельсином рубашку.

Он застыл как истукан. Даже, кажется, дышать перестал.

– Вам лучше позавтракать, пока еда не остыла, – заметил Мердок мне в макушку.

Мгновение – и я отстранилась.

– Извините, – пробормотала я и, не глядя на него, плюхнулась на стул.

Ну что, Стравински, нашла, на чьи сильные плечи переложить проблему? Я пристроила тарелку на широком подоконнике и вонзила вилку в поджаристый хлеб, аппетитно пахнущий сливочным маслом.

Ай, к Неназываемому!

Мердок молча наблюдал за мной, затем вдруг глубоко вздохнул и осторожно тронул меня за плечо. Я нехотя обернулась. Меж бровей у него залегла глубокая морщина, а глаза потемнели почти до черноты.