Или подумайте вот над этим:

"Говорят, Бинг Кроссби любил рассказывать историю ободном из своих сыновей; когда тому было шесть лет, у него умерла любимаячерепашка. Мальчик был безутешен. Чтобы отвлечь его, Бинг предложил устроитьчерепашке похороны, и сын, который, казалось, утешился лишь слегка, согласился.Они взяли коробку от сигар, тщательно выложили изнутри шелком, снаруживыкрасили в черный цвет и выкопали на заднем дворе яму. Бинг осторожно положил“гроб” в яму, произнес длинную сердечную молитву и спел гимн. К концу службы глазамальчика горели от печали и возбуждения. Потом Бинг спросил, не хочет ли он впоследний раз взглянуть на свою любимицу, прежде чем яму засыплют землей.Мальчик ответил, что хочет, и Бинг приподнял крышку коробки Они благоговейносмотрели на черепашку, и вдруг та пошевелилась Мальчик долго смотрел на нее,потом взглянул на отца и сказал «Давай ее убьем»” [153].

Дети бесконечно, ненасытно любопытны, и их интересует нетолько смерть, но и все вокруг – а почему бы и нет? Они подобны людям, впервыесевшим смотреть хороший фильм, которому уже тысяча лет. Они хотят узнать сюжет,характер героя, но прежде всего – внутреннюю логику пьесы. Драма ли это?Трагедия? Комедия? Может быть, отъявленный фарс? Они не знают, потому чтоСократ, Платон, Кант и Эрик Сигал еще их не научили Когда вам пять лет, вашимигуру являются Санта Клаус и Рональд Макдональд; жизненно важные вопросы – можноли есть крекеры вниз головой и правда ли, что внутри мячей для гольфасмертельный яд. Когда вам пять лет, вы ищете знания в тех направлениях, которыевам доступны.

В соответствии с темой расскажу собственный случай с дохлойкошкой. Когда мне было девять лет и мы жили в Стратфорде, Коннектикут, два моихприятеля – братья – ниже с улицы нашли окоченевшую дохлую кошку в канаве возле магазинастроительных материалов Беррета, который располагался через улицу от пустыннойстоянки для машин, где мы играли в бейсбол. Меня пригласили на консультацию,чтобы я поделился своими мыслями о проблеме дохлой кошки. Чрезвычайноинтересной проблеме.

Кошка была серая; без сомнения, ее задавила машина. Глаза унее были полуоткрыты, и мы все обратили внимание, что они как будто покрытыпылью и дорожной грязью. Первый вывод: тому, кто мертв, все равно, попадет емугрязь в глаза или нет (предполагалось, что все выводы, верные для кошек, верныи для детей).

Мы поискали червей.

Никаких червей.

– Может, черви у нее внутри, – с надеждой сказал Чарли.(Чарли – один из тех, кто называл фильм Уильяма Касла “Макбар”; в дождливые днион все спрашивал, не хочу ли я прийти к ним почитать “кометсы”.) Мы перевернуликошку – палкой, конечно: неизвестно, какие микробы попадут к вам от дохлойкошки. Никаких червей не увидели.

– Может, черви у нее в мозгу, – сказал брат Чарли, Ники;глаза его горели. – Может, черви внутри едят ее моззззг.

– Это невозможно, – возразил я. – Мозг.., запечатангерметично. В него ничего попасть не может.

Они это усвоили.

Мы кружком стояли у дохлой кошки.

Потом Ники неожиданно спросил:

– Если бросить ей на задницу кирпич, из нее польется дерьмо?

Вопрос о посмертной биологии был рассмотрен и подвергнутобсуждению. В конце концов все согласились, что без эксперимента не обойтись.Нашли кирпич. Последовала дискуссия о том, кому бросать кирпич в дохлую кошку.Проблема была решена благородным способом: с помощью считалки. Жребий пал наНики.

Кирпич был брошен.

Дерьмо из дохлой кошки не полилось.

Вывод номер два: мертвый не выпускает дерьма, если ему назадницу бросить кирпич.

Потом началась игра в бейсбол, и дохлая кошка была на времязабыта.

Но шли дни, и исследование дохлой кошки продолжалось; когдая читаю отличное стихотворение Уильяма Уилбура “Сурок”, то всегда вспоминаюдохлую кошку в канаве у магазина строительных материалов Беррета. Несколькодней спустя появились черви, и мы с интересом, смешанным с отвращением истрахом, следили за их пиром.

– Они едят ей глаза, – заметил Томми Эрберт из дома выше Поулице. – Смотрите, парни, они едят даже ее глаза.

Потом черви исчезли; кошка усохла, шерсть ее приобрелатусклый неинтересный цвет, стала жесткой и свалялась. Теперь мы приходилигораздо реже. Разложение кошки вступило в менее интересную стадию. И все же уменя выработалась привычка утром по дороге в школу взглянуть на кошку; всеголишь еще одна остановка в пути, часть утреннего ритуала – все равно чтопровести палкой по забору пустующего дома или бросить несколько камней в пруд.

В конце сентября ураган краем задел Стратфорд. Случилосьнебольшое наводнение, и когда через два дня вода спала, дохлой кошки не было –ее смыло. Я ее хорошо помню и, наверно, буду помнить всю жизнь: это было моепервое близкое знакомство со смертью. Эта кошка может исчезнуть с картыместности, но не из моего сердца.

Сложный и утонченный фильм требует не менее сложной реакциипублики, иными словами, он требует, чтобы его воспринимали по-взрослому. Фильмыужасов просты и поэтому позволяют нам сохранить детское восприятие смерти;может быть, это не так уж плохо. Я не склонен к романтическому сверхупрощению,которое предполагает, что в детстве мы все видим яснее, но полагаю, что детисмотрят напряженнее. Зелень газона для ребенка – цвет утраченных изумрудов изкопей царя Соломона Хаггарда, синева зимнего неба остра, как ледоруб, белизнасвежего снега подобна всплеску энергии. А черное.., для детей черное чернее. Гораздочернее.

И вот окончательная истина фильмов ужасов: они не любятсмерть, как думают некоторые; они любят жизнь. Они не прославляют деформацию иуродство, но, показывая их, воспевают здоровье и энергичность. Показывая намнесчастья проклятых, они помогают нам заново открыть маленькие (но никогда немелочные) радости нашей жизни. Они – пиявки цирюльника для души, тольковысасывают не плохую кровь, а тревоги.., хотя бы на какое-то время.

Фильм ужасов спрашивает вас, хотите ли вы вблизи взглянутьна дохлую кошку (или на фигуру под простыней, если использовать метафору измоего предисловия к сборнику рассказов).., но не взглядом взрослого человека.Никакой философии, никакой религии, никаких идей о загробной жизни; фильмужасов предлагает нам увидеть физический аспект смерти. Будем детьми, играющимив патологоанатомов. Может быть, мы соединим руки, встанем кругом и споем песню,которую знаем сердцем: время быстротечно, хорошей жизни нет ни у кого, жизнькоротка, и смерть – это смерть.