Как я уже отмечал, хорошие фильмы ужасов часто обращаются кэтому “не-хочешь-ли-взглянуть-на-мою-блевотину” уровню – уровню примитивному,детскому. Я называю это “тьфу-фактором”.., известным также как “о боже, какгрубо!" – фактором. Именно по этому пункту расходятся мнения либеральных иреакционных кинокритиков о фильмах ужасов (сравните, например, рецензию на“Рассвет мертвецов” Линн Минтон в-“Макколл” – она ушла с середины фильма – истатью из “Бостонского феникса” о той же картине). Подобно панк-року, фильмыужасов могут опираться на детский анархизм – например, момент в“Предзнаменовании”, когда оконное стекло срезает голову фотографу; это оченьспецифическое искусство, и нельзя винить тех критиков, которые считают, чтолегче поверить в то, что Джейн Фонда в “Юлии” – подлинное экранное воплощениеЛилиан Хеллман, чем в то, что такие удары по человеческой впечатлительностиможно назвать искусством.

Однако это искусство, и важно это понять. Кровь будет литьсяручьями, но публика останется равнодушной. С другой стороны, если публикепонравятся персонажи, если она поймет их и оценит, если будет относиться к нимкак к реальным людям, если между ними и зрителями установилась некая связь,кровь будет литься ручьями, и публика не сможет остаться равнодушной. Есть лихоть один зритель, который вышел бы из кино после “Бонни и Клайда” (Bonnie andClyde) Артура Пенна или “Дикой банды” (The Wild Bunch) Пекинпа не с такимвидом, словно его ударили по голове очень широкой доской. Я таких неприпоминаю. Зато с фильмов того же Пекинпа “Принесите мне голову АльфредоГарсиа” (Bring Me the Head of Alfred” Garcia) или “Железный крест” (Cross ofIron) люди выходят, зевая. Необходимая связь не установилась.

Все это хорошо, и никто не спорит о том, что “Бонни и Клайд”– подлинное искусство, но давайте на время вернемся к “Вторжению гигантскихпауков”. Эпизод, о котором мы говорили, нельзя считать проявлением подлинногоискусства, имея в виду контакт между персонажем и аудиторией. Поверьте мне, мыне очень переживаем за женщину, пьющую паука (или вообще за кого-нибудь в этомфильме), но все равно на какой-то момент зрителя бросает в дрожь; это момент,когда ищущие пальцы режиссера находят брешь в нашей защите, проникают в нее инажимают на одну из уязвимых точек. Мы отождествляем себя с женщиной, которая,сама того не зная, выпивает коктейль с пауком, на уровне, не имеющем никакойсвязи с ее конкретным характером и тем, насколько убедительно он выражен вфильме: мы отождествляем себя с ней как с человеком вообще, как с человеческимсуществом в ситуации, неожиданно ставшей ужасной; иными словами, нажим на“излишнюю впечатлительность”, на грубость и вульгарность оказывается последнимсредством установить контакт со зрителем, когда более обычные и благородныесредства не действуют. Когда она пьет коктейль, мы содрогаемся – и темудостоверяем свою принадлежность к человеческому роду [147].

Сказав все это, вернемся к “Человеку с рентгеновскимиглазами”, одному из самых интересных и оригинальных из всех когда-либо снятыхфильмов ужасов; а кончается он самой грубой и вульгарной сценой из всех, чтовозможны в кино.

Продюсером и режиссером этого фильма, вышедшего в 1963 году,был Роджер Корман, который как раз в то время превращался из тупой гусеницы,снявшей такие отвратительные картины, как “Нападение крабов-чудовищ” (Attack ofthe Crab Monsters) и “Маленькая лавка ужасов” (The Little Shop of Horrors)(забытым даже несмотря на то что в нем одну из своих первых ролей сыграл ДжекНиколсон), в бабочку, которую мы должны благодарить за “Маску Красной смерти”(The Masque of the Red Death) и “Ужас” (The Terror) – подлинные шедевры. На мойвзгляд, “Человек с рентгеновскими глазами” эквивалентен той точке, в которойэто странное существо вышло из кокона. Сценарий был написан Рэем Расселом, автором“Сардоникуса” (Sardonicus) и многих других рассказов и романов – среди нихперезрелый “Инкуб” (Incubus) и гораздо более успешная “Принцесса Памела”(Princess Pamela).

В “Человеке с рентгеновскими глазами” Рэй Милланд играетученого, изобретателя капель, которые позволяют ему видеть сквозь стены,одежду, игральные карты и так далее; что-то вроде супермьюрин [148]. Нокогда процесс начался, остановить его невозможно. Глаза Милланда начинаютфизически изменяться, вначале наливаются кровью, затем приобретают странныйжелтый цвет. В этот момент мы начинаем нервничать – возможно, чувствуем, чтонас сейчас ткнут носом во что-нибудь неприятное, и такой момент действительнонаступает. Глаза – наше самое уязвимое место, щель в наших доспехах.Представьте себе, например, что вы втыкаете палец в чей-то широко раскрытыйглаз, чувствуете, как он раздавливается, видите, как он вытекает.Отвратительно, верно? Аморально о таком даже подумать. Но вы, конечно, помнитеигру на Хэллоуин; в темноте из рук в руки передаются виноградины, и кто-нибудьпри этом восклицает: “Это глаза мертвеца?” Противно? Тошнит? Как говорят моидети, “ве-ее!”.

Как и все на лице человека, глаза есть у каждого. Они былидаже у старого болвана аятоллы Хомейни. Но, насколько мне известно, нет ниодного фильма ужасов о вышедшем из-под контроля носе, и хотя нет фильма“Ползучее ухо”, зато есть “Ползучий глаз” (The Crawling Eye). Любому ясно, чтоглаза – самый уязвимый орган чувств, и к тому же они (ик!) мягкие. Может, это иесть самое плохое…

Поэтому когда в середине фильма Милланд надевает темныеочки, мы начинаем нервничать еще больше, гадая, что там, за этими темнымиочками. Вдобавок происходит еще кое-что – и это “кое-что” поднимает “Человека срентгеновскими глазами” до высших областей искусства. Картина становитсяужасной в лавкрафтовском смысле, но несколько по-другому, более чистой, что ли,– такое лавкрафтианство использовано в “Чужом”.

Древние Боги, говорил нам Лавкрафт, рядом с нами и ихединственное желание – вернуться; и есть линии силы, доступные для них,продолжает Лавкрафт, которые настолько мощны, что один взгляд на них доводитчеловека до безумия; силы настолько могучие, что пожар всей галактики несравнится и с тысячной частью их мощи.

Я думаю, когда зрение Милланда начало совершенствоваться,неуклонно и неумолимо, он узрел одну из этих линий. Вначале он видит словнопризматические меняющиеся огни где-то в темноте – такое можно увидеть послеприема дозы ЛСД. Вы помните, что Корман снял “Отключку” с Питером Фонда (TheTrip) (сценарий написан в соавторстве с Джеком Николсоном), не говоря уже о“Диких ангелах” (The Wild Angels), в которых имеется удивительный эпизод:умирающий Брюс Дерн хрипло просит: “Дайте мне сигарету с марихуаной”. И вотэтот свет, который видит Милланд, постепенно становится все ярче и сильнее. Нохуже всего, что этот свет, возможно, живой.., и сознает, что на него смотрят.Миллард увидел все до самого края вселенной, и от того, что увидел, сошел сума.