Он вылетел прочь, злой, раздосадованный. А я дверь за ним прикрыла тихо.

— Надо еще сварить противоядия, сестрица? — тихо спросила Лиззи, вылезая из-под стола. — Если она письмо прислала, то наверняка с отравой? Поэтому Господарь к нам не приехал? Худо ему?

Я пожала плечами. Говорить ни о чем не хотелось. От слов господаревого слуги все силы из меня улетучились, виски разломило болью.

— У него столько противоядия, — ответила я нехотя, — что ему на год вперед хватит. Забыла? Я ж ему целый пузырек отдала. Да и новых плодов нет у нас…

— Есть, — возразила Лиззи. — Конечно, он еще маленький, но… разве ты не видела? У Клода.

— Ах, тот цветок, — слабо улыбнулась я.

— Он раскрылся! — с жаром ответила Лиззи. — Три дня назад! И бабочки по нему ползали! А вчера я смотрела, там крохотная зеленая шишечка! Тот самый плод! Ну, что же ты, сестрица? Не рада? У нас все вышло!

— Я рада, Лиззи, — ответила я. Только вот радости действительно не было. Вроде добилась всего, чего хотела, а на душе кошки скребут. Я даже рассердилась.

Да что ж за человек он такой, этот воздыхатель странный!

Вроде, рвется защитить и помочь, а сколько боли приносит!

Просто по живому режет!

И всегда с собой сомнения приносит.

Вот и сейчас… зачем только приехал?!

— Он думает, — подала робко голос Лиззи, — Что Господарь все еще любит Господарыню. Или хочет, чтоб ты так думала. Поэтому так говорит. Но любит-то Господарь тебя. Я видела, как он смотрит.

— Как? — тихо спросила я.

— Удивляется. Как на чудо смотрит, вот как, — сказала Лиззи. — А от чудес не отказываются!

Охраны мне нагнали просто тьму.

У меня сложилось такое ощущение, что я жила уже на господарском дворе.

И теплицу ходили охраняли, и дрова кололи, и воды носили… шагу не ступить, чтоб не было людей господаревых. Я ничего не делала, как барыня. Готовили и стирали за меня нанятые женщины.

Сам Господарь, однако, не показывался. Поползли слухи, что Господарю снова худо, притом так, что он едва ли не на смертном одре лежит. А меня к нему не звали, потому что сам он позвать не может.

И приказа не отдавал.

И меня со двора далеко не отпускали. И к нему тоже не пускали. Мол, не велено, и все тут.

Потому его просто стерегут. Ждут, когда говорить сможет. Или же когда умрет.

От этих слухов руки у меня опускались. Отчаяние охватывало, работа валилась из рук.

Как случилось, что он снова отравился?! Неужто снова тронул письмо Господарыни?

Но у него ж противоядие есть! Ведь знал же, чем ему грозят ее письма! Неужто нельзя было выпить, не знаю, или хоть руки обмыть, прежде чем ее слова лживые читать?!

Да и само то, что он читал ее письмо, ранило меня до глубины души.

Неужто настолько позабыл о предосторожности?.. Схватил в нетерпении? Читал строчки, корчась от боли? Потерял время, не смог нейтрализовать яд?

Неужто не разлюбил?..

Сотня вопросов мучила меня.

И ответов не было.

В расстроенных чувствах собралась я в поселок. Лекарства сами себя не продадут.

Красавчик — а он теперь часто мелькал у меня во дворе, — идею эту не одобрил.

— Поостереглась бы из-под охраны выезжать, — сказал он. — Не велено тебя далеко пускать.

— Я не слышала ничего о том, что велено, — огрызнулась я. Признаться, в поселок мне хотелось съездит не только потому, что много лекарств я наготовила. — У меня хозяина нет. Я сама себе хозяйка, вольная птица. Делаю что хочу.

В поселке я надеялась еще и новости о Господаре от людей услышать, раз уж к нему меня не пускают.

Красавчик поморщился.

— Должна же ты быть благоразумна! — выдохнул он. — Не зря ведь здесь столько людей тебя охраняет! Поостерегись и ты!

— А кого бояться? — усмехнулась я. — С собой могу охрану взять. Неужто не убережете?

Красавчик поморщился.

— Господарыня хитра и коварна. Никогда не знаешь, где удар нанесет.

Я усмехнулась.

— А, так ее все же ждем?

— В письме написала, что приедет, — нехотя сознался красавчик. — А эта такая ведьма, что на все способна.

Так-так… значит, письмо все же было, и оно прочитано… так-так…

— Неужто стрельнет из толпы?

— Может и стрельнуть. А может подкрасться и нож всадить. Не ходила б никуда ты, травница. Пережди, пока все уляжется…

— Все уляжется? — переспросила я. — Это что? Погодить, пока Господарь с Господарыней встретятся да вместе уедут? Этого ты хочешь?

Он нахмурился.

— Это не нам с тобой решать, — глухо ответил он. — Сами они разберутся.

— Вот и за меня не решай, — ответила я жестко. — Я тоже сама разберусь.

— Нет! — яростно ответил красавчик, буравя меня взглядом. — Пока я здесь командую, никуда ты не пойдешь! Нет в том нужды! Еды, воды у тебя вдоволь. Гулять можешь и по двору. Ничего, надышишься! А о своеволии забудь. Будет велено, отпущу на все четыре стороны.

— А если не будет? — дрогнувшим голосом спросила я. Красавчик снова метнул на меня гневный взгляд.

— Не будет, — отчеканил он, — если Господарь умрет. Тогда тебе тем паче нельзя будет выходить. И я тут костьми лягу, чтоб до тебя не добрались. Таков приказ.

Сказал, развернулся и ушел.

Ах, приказ, значит. От сердца отлегло. Если Влад в состоянии дать такой приказ, значит, не так уж болен? А может, и совсем не болен? Просто выжидает?

Вопросы, вопросы, и ответов нет.

Оставалось только подчиниться. Бежать, проявив чудеса глупости и строптивости? Но куда? Да и зачем? Даже к лекарствам был приставлен особый человек. Он брал наши настойки, пластыри, капли, и увозил в поселок, сбывать в лавки, чтобы люди не оставались без лекарств.

Охраняли меня так, что действительно, мышь не проскочит…

Потянулись томительные дни ожидания.

Мы с Лиззи неторопливо варили наши капли и мази. Заняться больше нечем было. Иногда ходили гулять. Я заходила как можно дальше, чтоб видно было господарев дом, и смотрела, что там, во дворе?

Не знаю, что хотела увидеть.

На обратной дороге мы с Лиззи шли около ручья, по мшистым берегам. Там почти стаял снег, вода в ручье