Альфа решила не мешать младшим спорить. В ней снова расцветала надежда. Почему, отчего – она и сама не знала. Скрытый Человек переловил лис. Олео по-прежнему болен. И альфа опасливо понимала, что, кажется, догадалась, где теперь окажутся лисы.

Но ведь Олео по-прежнему жив. А Ласка доверилась запаху Скрытого Человека. Лисы уже столько перенесли. Пережили столько ужасов Города. Может быть, они смогут пережить и то, что их ещё ждёт.

– А дальше? – спросила у Чужака бета.

– Да! – подхватил недоросток и помесил лапами. – А дальше?

Дыхание Чужака сделалось слабым, как летний ветерок.

– Это… – проговорил он через силу, – конец.

– Что? – воскликнула бета.

– Неправда! – закричал недоросток.

– Истории так не заканчиваются!

– Да! Они заканчиваются, когда всех лис минуют все беды!

– Согласен, – проговорил Чужак. Его голос утих до шёпота. – Это всего лишь конец моего рассказа.

Младшие притихли, как мыши. Альфа носом подтолкнула их поближе к себе.

– Когда слушаешь страшную историю, которая совершенно не про тебя, – говорил Чужак, – иной раз так и тянет её забыть. Забудешь – и даже к лучшему.

– Это как так? – спросила бета.

– Да, – подхватил недоросток. – Вообще ерунда какая-то.

Альфа тоже не поняла ни слова. Она выглянула сквозь сосновые ветки на кровавый след, который тянулся за Чужаком по снегу. След уже укутало белым…

У Альфы сдавило горло. Теперь она знала, куда этот след ведёт.

– Нам надо идти, – сказала она.

– Ничего не надо! – возразил недоросток.

– Надо узнать, чем кончилось, – вот что надо! – отрезала бета.

Они так и не поняли. Они так и не догадались, к чему клонит весь этот рассказ. И почему Чужак оказался в лесу. И что это для них значит. Альфа должна уберечь младших от бед.

Чужак не сводил с альфы затухающих глаз. Из-за крови, которая налипла на его мех, она не увидела сразу едва заметных отличий между ним и каким-нибудь диким лисом. Только сейчас она увидела рану у основания уха – там, где крепилась бирка.

– Скажите им, – попросила альфа. – Кто вы. Скажите младшим.

Веки у Чужака, затрепетав, закрылись. Он облизал с губ кровь. И назвал своё имя.

От изумления у младших открылся рот.

Чужак слегка улыбнулся и вздохнул. Выдох сгустился туманом в зимнем морозном воздухе.

Другого выдоха не последовало.

МИР ВОКРУГ ВСПЫХИВАЛ, как медленное сердце биение. Сознание возвращалось цветными пятнами. Картина перед глазами Ласки то растягивалась, то сужалась. Звуки коробились в ушах.

Грохотала тьма. Шумно спотыкалось дыхание. Гудел металлическим свистом ветер.

Она вспомнила, как Джулеп вдруг упал на бок. Вспомнила, как выскочила из дома и побежала к нему, как испугалась, что нос её всё-таки подвёл. Что Скрытый Человек всё-таки задумал что-то плохое для Джулепа.

Она вспомнила пучок красных перьев, который торчал у Джулепа из груди. А потом громкий хлопок. Боль в холке. И… ничего.

Ласка попробовала приподнять усталую голову, но что-то мешало. Верёвки. Сплетённые в сеть. А вокруг прочные железные стены. В воздухе одуряюще пахнет бензином.

Она почувствовала рядом с собой чей-то запах. Слабый. Цветочный запах от меха Джулепа. И – ы-ых ы-ых ы-ых – Олео. Его жёлтый запах слабел… растворялся.

Жизнь снова оказывалась непредсказуемой.

* * *

Ласка вздрогнула и очнулась.

Чёрный ветер щипал её за нос и за уши. Морозил слёзы в глазах, затуманивая обзор. Ей казалось, она плывёт под небывалым небом – не в дымке городских фонарей, а под бескрайним водоворотом колючих голубых точек. Это небо растянулось так широко и было таким чёрным и глубоким, что становилось страшно: а вдруг она провалится в него навсегда?

Звёзды мерцали и ускользали во тьму…

И она пробудилась от слепящего света.

Она прищурилась, пытаясь выглянуть за белую пелену, которая заливала глаза. Запах электричества – Голубой запах – извивался поблизости в железных путах.

Из света выступил силуэт, похожий на скелет. Остро и густо расцвело запахом пота. Кожаные руки схватили её туловище, будто оно ей больше не принадлежало. Пальцы подёргали мех, и слабое перепуганное рычание вырвалось у неё из горла. Руки поднимали ей хвост, оттягивали назад веки, тыкались в рёбра и тёрли дёсны. Холодное железо вгрызалось в живот и забиралось глубоко в уши.

Сердце у Ласки колотилось как сумасшедшее. Дыхание участилось. Глаза в глазницах бегали влево и вправо в поисках выхода. Где-то поскуливал Джулеп. Тяжело дышал Олео.

Она увидела серебристую вспышку, и острая как игла боль, пронзила основание уха. Боль ярче самого света.

И на этот раз Ласка была признательна за наступившую тьму.

КОГДА ЛАСКА СНОВА открыла глаза, она увидела переплетённую крест-накрест проволоку, в которой отражался красный свет. Она-то надеялась очнуться от кошмара, а кошмар никак не хотел заканчиваться. Она была в клетке.

Ласка перекатилась на живот. Слабость в мускулах потихонечку растворялась. Проволочный пол вгрызался в мех, доставая до самой шкуры, резал подушечки на лапах. В ухе стучала кровь, и что-то холодное и тяжёлое свисало на щёку. Ласка выворачивала голову, скашивала на сторону глаза – всё было тщетно: эта висячая штука ускользала от взора. Сверху, на потолке клетки, полыхали красные полосы, проливая тепло на её шубку. Но растопить холод в костях они не могли.

Из-за проволочной стены веяло таким жгучим холодом, что вдохни его, и лёгкие обрастут изнутри сосульками. Она увидела бескрайнюю лужайку, погребённую под снегом. С одной стороны стоял дом, кружевные окна светились огнём свечей. С другой стороны было огромное белое здание – зимней ночью оно напоминало безглазый череп.

Слева от Ласки высился стылый лес.

Справа тянулись двойные ряды клеток – точь-в-точь как та, в которой оказалась она. В некоторых сидели лисы, и чем больше сетчатых стен разделяло их, тем неяснее становились их очертания. У лис были вислые уши и непривычно большие глаза. Они таращились на неё.

Ласка расхныкалась.

– Что так грустить, дикарочка?

Это заговорила лисица из клетки рядом. Живот у неё был круглый, как камень.

– Где Олео и Джулеп? – спросила в панике Ласка. Мальчишек нельзя было ни увидеть, ни даже унюхать. Сердце её рвалось на куски – только бы учуять, что они живы!