метал молнии от ярости. Чувство облегчения вперемешку с ненавистью к себе опьяняло меня. Я знал, что последует дальше, и жаждал этого. Какими бы ни были последствия.

Я махнул рукой в сторону стола под знаменем клана Туррет, где главные виновники моего позора накачивались вином.

Грифф отвернулся от нас, и разразилась буря.

Если норчианцы желали устроить каллиполийцам интересное зрелище, то их старания увенчались успехом. Ярость Гриффа обрушилась на группу моих обидчиков. Он сломя голову бросился к столу, ударив первого попавшегося человека лицом об стол, прежде чем кто-нибудь успел понять, что произошло. Друзья Шонана, большинство из клана Кракен, несколько из Туррета, с криками вскочили, но Грифф орал громче всех, и им пришлось умолкнуть. С ним не было дракона, но казалось, что он был рядом с ним.

– Вон! – орал он, тряся человека, которому сломал нос. – Убирайтесь!

Они бросились наутек.

Но Шонан, сидевший неподалеку от главного стола среди почетных гостей, скрестил руки на груди, ухмыляясь. Он бесстрашно произнес:

– Мне было интересно, увидим ли мы сегодня демонстрацию любви Гриффа Гаресона к драконорожденным.

Грифф медленно оборачивается к нему с видом дракона-грозовика, готовясь обдать его струей пламени.

– Скажи это еще раз в лицо моему дракону, Шонан, – произнес он.

Шонан бесстрастно поднял руки. Они были покрыты шрамами от ожогов, оставшихся с тех пор, как он служил мишенью в загоне для драконорожденных.

– Я не осмелюсь. В этом-то и дело, не так ли?

Старейшины клана с любопытством переводили взгляды с Шонана на Гриффа. Грифф сжимал и разжимал кулаки, словно обдумывая решить этот вопрос в кулачном бою, забыв о драконе. Фионна, Брэн и остальные наездники Вайды обменивались тревожными взглядами. И хотя я сказал Фионне, что завязал с норчианской политикой, мне очень хотелось надеяться, что в этот раз Грифф не выставит себя идиотом. Для любого политического соперника, желающего изобразить Гриффа наглым задирой с драконом или же просто романтичным дураком, будет на руку столь неподобающее публичное зрелище.

Но, слава его Наг и ее святыням, Грифф, кажется, почуял ловушку.

Собрав волю в кулак, он отвернулся от Шонана к гостям, собравшимся в зале, и обратился к каллиполийцам на звонком драконьем языке:

– Норчия вовсе не так обращается со своими гостями или политическими заключенными. От имени моего народа я прошу прощения за этот позор.

Сидевшая за главным столом Крисса сюр Фаэдра отрывисто кивнула.

Грифф обернулся, чтобы посмотреть на нас. А затем направился в нашу сторону.

– Вы все! – рявкнул он Электре, Сти и мне. – Идите садитесь!

Последнее, чего я хотел в этот момент, – это сесть за стол в этом зале, но Грифф выглядел таким разъяренным, что об уходе не могло быть и речи, поэтому Электра, Сти и я направились к свободным местам, откуда Грифф прогнал моих обидчиков, и он с размаху поставил перед нами три кубка.

Он налил нам вина, не пролив ни капли, потому что даже в ярости его воспитание оруженосца давало о себе знать.

– Пейте! – приказал он и затопал к главному столу, где для него было приготовлено почетное место.

* * *

Сти не проронил ни слезинки, когда мы возвращались домой, и не плакал, пока по комнате не разнесся тихий храп Электры, и он решил, что мы уснули. Я лежал без сна, прислушиваясь к его рыданиям, сравнивая потребность ребенка в утешении с потребностью молодого человека в мужестве, а затем напомнил себе, что не мог дать ему ни того, ни другого. Ему не хватало отца и матери, а их больше не было на этом свете.

Долго после того, как он заснул, я вглядывался в темноте в потолок, который был слишком низким и слишком сильно скрипел.

Неужели так будет продолжаться вечно?

На следующий день меня вызвали не в логова, а в бывший кабинет Великого Повелителя. Грифф стоял перед столом, заваленным бумагами, хмуро глядя на него. В последний раз, когда я был здесь, я умолял его пощадить Феми. Когда я вошел, он перевел свой мрачный взгляд на меня.

– Помоги мне с этим, – сказал он на драконьем языке.

Никаких упоминаний о прошлой ночи. Интересно, он настолько напился, что забыл об этом? Но впервые за несколько недель Грифф не выглядел как человек с похмелья.

– Я думал, Даку нужна помощь в логовах.

– Я нашел Даку другого помощника. Вообще-то я нашел помощника, который смог бы заменить и Дака тоже. Мне нужно, чтобы он обучил всех этих каллиполийцев норишу.

Я осторожно приблизился к столу. На нем возвышалась высоченная гора бумаг: они накапливались со времен Освобождения. Немногие норчианцы умели читать; те из клана Торнроуз, кто пользовался благосклонностью повелителей драконов и был обучен чтению, погибли во время восстания. Грифф, который учился тайком у Антигоны, был редким исключением. Но я подозревал, что он не слишком силен в чтении. Во всяком случае, количество бумаг, накопившихся после Освобождения, пугало даже меня.

– И чем я могу… помочь?

– Скажи мне, какие из них важны.

Мы начали разбирать ворох документов. Его губы шевелились, когда он читал, прямо как у Астианакса; он читал так медленно, что мне было бы удобнее читать избранную переписку и отчеты ему вслух, но я знаю, что лучше не пытаться. Хотя способность Гриффа рассуждать о политике двора не уступала любому драконорожденному, он не владел официальным письменным стилем, использовавшимся в государственных документах. Он знал цифры, но то немногое, что он понимал в арифметике, он считал на пальцах, как моряк. Когда он заметил, что я застал его за счетом, то покраснел как рак. Я отвернулся.

– Все в порядке. Тебе не нужно разбираться в расчетах. Найдешь каллиполийца, который в них разбирается, и назначишь своим бухгалтером.

Грифф потер лоб перепачканными в чернилах пальцами. За последний час он делал это так часто, что его лоб посинел.

– Спорим, ты думаешь, что я настоящий идиот.

Нет. Я думаю, что это преступление, что мы не обучили этого мальчика, который пробивал себе путь через слои знаний так, будто грубая сила способна даровать ему образование, которого он был лишен. Я думал о том, что это я должен был обучать его, а не Антигона.

– Я видел и похуже.

Грифф поднял глаза на меня:

– Кто тебя избил? Те же, что и вчера?

Так, значит, мы говорили об этом. Должно быть, слово идиот напомнило ему об этом. Теперь уже не было смысла что-либо отрицать, только не после того, что произошло вчера в зале на пиру. Я не сомневался, что от меня до сих пор разило мокрой псиной.

– Друзья Шонана?