Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Протирая глаза от сна, я пыталась вспомнить то, что произошло прошлой ночью. Я помнила, как Ли пришел на скалу с ворчливым, долговязым и худым человеком, который сразу же понравился Аэле, и она позволила ему осмотреть свои крылья. Был ли с ними медведь? Пэллор слегка удерживал нас, нежно покусывая Аэлу за шею, чтобы успокоить ее, пока Ли помогал зашивать наши раны. А затем последовал укол чудесного, наполнившего тело Аэлы всепоглощающим теплом опиата, от которого она восторженно мурлыкала всю дорогу до места, которое Ли назвал Трав, а я заливалась счастливым смехом, пока меня несли в особняк. Последующие воспоминания напоминали сны: огромная лестница, волчьи головы на стенах, как и было обещано, купание в сказочно большой ванне, – пожалуйста, пусть мне это только приснилось, – и еще я помнила, как спросила Ли, где все его слуги. Я помнила его ответ, который показался мне уморительным тогда и все еще немного смешным и сейчас: Сейчас межсезонье.
Я очень надеялась, что мне приснилось, что я, хихикая, продолжала называть его мой господин.
Например, я говорила: Не глупите, милорд, эта кровать достаточно большая, чтобы мы могли спать на ней вдвоем. Кажется, я даже произнесла это с акцентом простолюдинки.
О, драконы. Неудивительно, что он спал на полу.
На спинке стула у кровати я обнаружила женскую сорочку. Натянув ее на забинтованную спину, я распахнула дверь в безмолвный коридор. В одном конце коридора извилистая парадная лестница сбегала вниз, в главные покои, в другом конце я заметила приоткрытую дверь и, подойдя к ней, обнаружила лестницу поменьше, которая вела в темную кухню на уровне сада, где Ли жарил на сковороде яйца, а рядом, не сводя с него глаз, сидела огромная собака. Когда она подбежала поприветствовать меня, ее хвост так сильно колотил по кухонным ящикам, что они дребезжали.
Я присела, чтобы почесать его за ушами.
– Так это ты медведь. Ты очень милый медведь.
– Это Аргос. – Взгляд Ли метнулся по моей сорочке, которая едва прикрывала бедра, а затем снова с усиленным вниманием вернулся к сковороде. – Рад, что ты проснулась. Я собирался принести завтрак.
Я все еще получала счастливые поцелуи от Аргоса.
– Сколько тебе лет, большой мальчик?
– Он из моего прошлого. Если ты об этом спрашиваешь.
Ли жестом указал в сторону стола для готовки. Я уселась на один из табуретов, и Аргос положил свою огромную голову мне на колено, пока Ли заканчивает приготовление яичницы. Я не видела, чтобы он пытался готовить с тех пор, как мы были в Олбанском приюте, но после многочисленных комментариев, судя по всему, сделанных мной прошлой ночью, я решила воздержаться от замечаний по поводу его кулинарных способностей. Хотя вид Ли у плиты вызывал умиление. Разве твои родители тебя не учили? – спрашивала я его в Олбансе. Не надо так разбивать, попадет скорлупа. Сегодня я не увидела скорлупы. Ли отдал одно яйцо Аргосу и выложил два других на тарелки. Это были обычные глиняные тарелки, а не шикарный фарфор, который я ожидала увидеть, но подумала, что это потому, что мы находились в крыле для слуг, но решила не комментировать и это.
Мне нужно было прийти в себя.
– Извини за спальные места, – сказал Ли, ставя чайник и две кружки перед нами. – Найджел… подумал. Сегодня я приготовлю разные комнаты.
– О, но мне понравилась эта кровать.
Ли проворчал:
– Ты говорила. Прошлой ночью. Несколько раз.
Милорд, вы всем своим крепостным девушкам показываете такие роскошные кровати?
Ли налил чай в кружки, и я беру одну, чувствуя, как мое лицо залила краска. Чай восхитительно горячий, а мои натертые ноги блаженствуют, ощущая прохладу каменного пола. Море было совсем рядом, и сквозь треснувшее оконное стекло до нас доносился шум прибоя. Внезапно я догадалась:
– Это хозяйская спальня.
Ли кивнул, потягивая чай.
Я спала в кровати Леона Грозового Бича. Мне было хорошо в кровати Леона Грозового Бича. И я почти уверена, что пыталась соблазнить Ли, заманив и его в эту постель.
Это было совершенно неуместно, но меня снова разобрал смех.
Ли ковырнул яичницу, идеально поджаренную, с жидким желтком посередине, и запихнул кусочек в рот.
– Как я уже сказал, мы можем поселить тебя в другой комнате. А для меня найти еще одну комнату, – добавил он с нехарактерной для него неловкостью. Он положил ладонь на шею Аргоса и принялся почесывать его. Собака такая большая, что ее спина возвышалась на одном уровне со столешницей. Когда Аргос оперся на нее, стол заскрипел.
Я ковыряла вилкой яичницу, пытаясь придумать, как извиниться.
– В общем, гм, прошлой ночью…
Тарелка Ли уже опустела. Он пожал плечами, допив свой чай.
– Аэла была под действием опиатов, она переливала в тебя свои эмоции, так что не беспокойся об этом. Я поговорил с Найджелом, она будет готова к полету через неделю, максимум две, так что… Я знаю, тебе немного некомфортно находиться здесь, но нам и необязательно оставаться так долго, согласна?
Некомфортно – это отчасти правда, но Ли, похоже, решил, что моя хохочущая истерика прошлой ночью была какой-то формой намеренной жестокости. Я не уверена, что хочу, чтобы он узнал, что я была просто в восторге от ванны.
– Хорошо.
– Хочешь пойти посмотреть на драконов? – Он говорил немного отрывисто.
И тут я поняла, что низкое, пульсирующее чувство удовлетворения, прорывавшееся через мое собственное удовлетворение, – это чувства Аэлы, которая находилась совсем близко от меня. Она была так же счастлива, как и я в постели Леона. Я опустила глаза, уставившись на подол своей сорочки.
– Да. Возможно… а мой огнеупорный костюм здесь?
Ли поморщился:
– Поверь мне, он тебе уже не пригодится. Позволь мне найти для тебя что-нибудь другое.
Через десять минут он вернулся с добротным, но простого покроя синим платьем, пахнувшим пылью и кедром, которое я натянуло поверх сорочки.
Его взгляд чуть дольше задержался на мне, когда я предстала перед ним в своем новом платье, на его лице промелькнуло выражение изумления, а затем он протянул мне жакет. Я не осмелилась спросить, платье какой из его сестер я надела. На Ли была свободная рубашка и облегающие брюки, которые, как я подозревала, он нашел в шкафу в хозяйской спальне. Эта одежда была ему очень к лицу. Его отросшие черные волосы падали ему на лоб, а на подбородке темнела тень щетины. Я едва сдержалась, чтобы не сказать ему: Вы сногсшибательны, милорд.
Утренний воздух бодрил, но было не холодно, и мы настолько стерли ноги, добираясь сюда,