Загадочная, всегда немного таинственная манекенщица должна завораживать зрителя. Выражение «хорошо выглядеть» принимает здесь особый смысл. Именно по этой причине я принял на работу Аллу. Она появилась вместе с подругой, когда мы искали манекенщицу на замену. Как только я увидел эту девушку, попросил заведующую гримерной оставить ее. Доверить показ платьев, предназначенных для европейских клиенток, такой азиатской красавице – настоящий вызов. Но Алла, чье лицо содержит все тайны Востока, наполовину русская. Ее фигура совершенно европейская, и если дама выберет одну из моделей, которые она представляет, не будет разочарована.

Алла – прирожденная манекенщица. Предположим, сегодня ей поручат показ коллекции. При любых обстоятельствах она сохранит невозмутимость и хладнокровие, хотя иногда у нее проскальзывает славянская непосредственность.

Алла говорит на всех языках без акцента, как будто ее колыбелька побывала во всех странах мира.

Я никогда не слышал столько критических замечаний по поводу ни одной из моих манекенщиц, сколько вызвало появление Виктории.

Она появилась буквально накануне показа и никому не понравилась.

Говорили, что она слишком маленькая и не умеет, ну совсем не умеет ходить. Это верно. Именно из-за того, что Виктория так сильно отличалась от других «деточек» нашей гримерной, я решил ее нанять.

Она придавала моему Дому легкий «привкус» Сен-Жермен-де-Пре, который мне так нравился. Я обещал сделать для нее одно или два лишних платья и от примерки к примерке убеждался, что перед нами будущая звезда.

Но я не учел привычного вкуса публики. При появлении новенькой журналисты и часть клиентов запротестовали:

– Как вы осмелились выпустить на подиум подобную манекенщицу? Что за манеры?! Что за стиль?! И у нее даже не очень хорошая фигура!

Рене в платье из розового тюля работы Ива Сен-Лорана для Дома моды «Кристиан Диор», Париж, 1955. Фото – Майк де Дюльмен. Фонд А. Васильева

Манекенщица Довима в платье в стиле new look, Париж, 1955. Фото – Майкде Дюльмен

Некоторые дошли до того, что объявили ее присутствие оскорблением всех клиенток. Короче, чего я только не наслушался.

Но я знал, что Виктория мила, обладает чувством профессии, и выдержал натиск. В то время когда все умоляли уволить ее, я решил дать ей шанс показать вторую коллекцию.

И вдруг все стали восторгаться именно ею. Все внезапно прозрели. Единственное, что ей ставили в упрек, – это то, что она была типичным представителем молодежи того времени и мала ростом. Каждый думал, что это я ее преобразил, а на самом деле изменились вкусы людей. Все оценили немного резкое очарование и красоту Виктории, и ее стали буквально вырывать друг у друга. Милая Виктория стала звездой, оправдав тем самым свое имя.

Не менее известная Лаки – воплощение совершенства нашего ремесла. Она стала манекенщицей не потому, что была красивой, а стала красивой, потому что захотела быть манекенщицей. Будучи бретонкой, она отличалась выдающимися скулами и раскосыми глазами, которые ее соотечественники унаследовали, не знаю на каком витке истории, от монголов. Когда Лаки выходит на подиум, она исключительно сконцентрирована, обдумывает каждую деталь, доводит до зрителей малейший мой замысел.

Она не просто представляет платье, она разыгрывает перед зрителем целый спектакль.

Я хотел бы рассказать обо всех манекенщицах нашего Дома. Они, вместе с мастерицами и портнихами, – мои незаменимые сотрудники. Их роль может показаться пассивной, но самое прекрасное в мире платье будет буквально уничтожено, если достанется плохой манекенщице. Эта профессия, в прежние времена не престижная, настолько изменилась, что в наши дни родители одобряют своих дочерей, когда они ее выбирают. Они даже иногда сами приводят ко мне своих дочерей. Но лишь одна восхитительная девушка попадается среди двух десятков не годных для этой профессии. Это лишний раз доказывает, насколько ослеплены родители, когда речь идет об их детях, и женщины, когда дело касается их красоты.

Месяцы, предшествующие каждой из двух коллекций, полностью посвящены их подготовке. Обычно с десяти часов утра до восьми вечера или десяти, а иногда и до полуночи, если работы очень много, манекенщицы постоянно на ногах участвуют в лихорадочной жизни Дома. Они с трудом находят свободную минуту, чтобы вырваться из гримерной и в спешке перекусить в столовой. Они проявляют удивительную физическую выносливость, хотя на вид такие хрупкие. Ни за что на свете они не поддадутся усталости. Рене говорит об этом так:

– Единственное, что смогло бы нас остановить, это упасть в обморок. Но я не думаю, что со мной это когда-нибудь случится!

Манекенщицы стоически выносят все, и когда наступает ночь перед битвой, кажется, что они уже на грани. Мастерицы, занятые последними исправлениями, видят только свои платья и полностью забывают, что перед ними живой человек. Иногда мне приходится спасать манекенщицу, готовую потерять сознание.

– Поторопитесь! Отпустите ее побыстрее!

В их глазах я вижу благодарность, но они воздерживаются от каких бы то ни было замечаний.

Девушки понимают, что модель для мастериц всего важнее, а их основная забота – быть назавтра свежими и прекрасными. Поэтому они дрожат от нетерпения, когда запаздывает последняя вышивка, что может затянуть сеанс.

Тогда комната отдыха около студии превращается в настоящий дортуар[168], где спят в шезлонгах, а иногда прямо на полу, едят, курят или болтают в ожидании окончательной примерки.

Рене в вечернем платье из синего атласа, Париж, 1955. Фото – Майк де Дюльмен. Фонд А. Васильева

На следующее утро достаточно, чтобы мадам Туркхейм произнесла, входя в гримерную, привычную фразу:

– Ну что, девушки, все в порядке?

И они уже готовы. Вся усталость вчерашнего дня стерлась с их лиц, как по волшебству. Можно подумать, что у них есть какой-то секрет. За несколько часов они могут оживить каждую клеточку своего тела и навести царственную красоту. Задолго до прихода первых зрителей они во всеоружии элегантности. Более серьезные, чем обычно, девушки красятся и готовятся. Они так старательны и серьезны, что их поведение уже не похоже на кокетство.

Это совсем другое, более возвышенное. Они хотят быть прекрасными не для самих себя, а для наших платьев.