Те, кто не принадлежат ни фракциям, ни союзам, ни теневикам, ни тем более Глазам. Вольные идущие пути убийств.

Мальчишка-проводник остановился, уверенно ткнул пальцем в дом на левой стороне улицы.

— Старший, вот. Тута он живёт.

Я щелчком большого пальца отправил в ладонь пацана вторую часть платы. Он судорожно сжал осколок, покосился по сторонам и спросил:

— Так это, может подождать вас, старший? Никуда больше не надо?

— Нет, никуда.

Тот явно расстроился, но настаивать не стал, побрёл прочь, загребая пыль ногами.

Эта часть города явно знавала лучшие времена и больше рабочих рук — если говорить образно, то на всём здесь ощущалась печать забвения. Не знаю уж, есть ли у мастеров Массивов такие печати, чтобы за одно мгновение здания обветшали, потеряв краски и потемнев от времени, чтобы на камнях мостовой появилась пыль и мусор, чтобы двери домов начали скрипеть и прочее, но здесь всё было именно так. Семь сотен вдохов пути от площади портала и вокруг уже кварталы бедняков.

Я осторожно расширил восприятие, охватывая им окрестности и старательно избегая заглядывать в окна указанного мне дома. Случай с Павильоном Удовольствий уже не повторится, меня так больше не ранить, но для того, кто там живёт, такое моё любопытство будет вызовом, угрозой и поводом если не для бегства, то для схватки. Оно мне нужно?

Короткий осмотр я закончил быстро. Вокруг люди есть, но все занимаются своими делами, ничего подозрительного. Даже мальчишка-проводник ни разу не оглянулся.

Сделав последний шаг, я постучал в дверь, но не услышал в ответ ни слова, ни звука, ни мысли. Постучал сильней и снова без результата. Затем просто и без затей потянул на себя дверь. Она скрипнула, открывая проход, заваленный бутылками.

Скривившись, я осторожно вдохнул, ощущая навевающий воспоминания об Ориколе запах. Хотя вернее было бы назвать это не запахом, а вонью. И почему Озман, сообщая мне имя этого человека и прозвище, по которому его можно отыскать, забыл упомянуть про вот это всё?

Это точно нужный мне дом?

— Хозяин!

Тишина.

Он вообще живой? Может, я уже опоздал, он стал не нужен и его таки прибили за наглость и прошлые дела?

Отбросив вежливость и осторожность, я скользнул вперёд восприятием Предводителя, за мгновения пролетев по всем трём комнаткам, и обнаружил в последней, в углу, на грязной кровати живого человека. Возможно, именно того, кто мне и нужен.

Хотелось бы пустить сюда больше свежего воздуха, но ещё по Ориколу и его дому я помнил, что это так просто не работает. Поэтому последний раз вдохнул побольше и шагнул вперёд, закрывая за собой дверь.

Уже во второй комнате осознал, что немного себя переоценил — вонища здесь стояла такая, что глаза слезились. К перегару и прокисшему вину добавился запах немытого тела и протухшей еды. Он что, объедки по углам раскидывал нарочно? Чтобы они там сгнили и дали семя новой жизни?

Фух!

Как этот трюк делается?

Вдохов тридцать ушло на то, чтобы выполнить один из уроков Седого — полностью отключить обоняние.

И пусть я перестал ощущать эту вонь, от осознания того, что она по-прежнему заполняет мои лёгкие при каждом вдохе, избавиться не удалось.

Поэтому на тело, другими словами у меня назвать его не вышло, которое так и не проснулось, я глядел с отвращением. Что же, если этот человек действительно тот, кто мне нужен, то моя задача стала легче, а угрызения совести почти стихли.

Уже первый взгляд на это тело и глубину его озера силы дал мне ответ — Озман, который, похоже, был выходцем из семьи Морлан, сказал правду. Передо мной, в жалкой хибаре квартала бедняков, которые не поднялись выше Мастера, валялся пьяный Властелин Духа.

Я подтянул к себе стул, накинул на него один из своих старых халатов, чтобы не пачкаться, присел и принялся изучать печати над головой валяющегося в беспамятстве человека.

Печатей здесь было целое тёмное облако, которое утыкалось в стену дома и уходило даже на улицу. Конечно, для того, кто умел смотреть.

Что забавно, пьянь пьянью, в доме вонища, в животе кувшин дешёвого пойла, а на шее целая связка артефактов, среди которых очень хороший амулет защиты от Указов. Если бы только он работал против меня, то в этом был бы смысл, а так лишь немного испортил мне и без того недоброе настроение, добавив лишние вдохи сидения в этой вони.

Едва амулет сдался, я занялся теми печатями, что ещё действовали и не выгорели.

Запреты на выдачу тайн техник. Знакомо и, значит, он обучался в чём-то вроде Школы далеко на юге отсюда — знакомое имя вписано в запрет. Одна из семи-звёздных фракций.

Действующий запрет о предательстве той фракции. Ожидаемо, но совершенно неважно, потому как он давно ушёл от них. Я даже не буду трогать эту печать, потому что не собираюсь выступать против фракции, что когда-то вкладывала в него ресурсы, рассчитывая на его службу. В качестве кого?

Я вчитался в первый из выгоревших контрактов, тот, что был выше всех, на верхушке облака старых печатей.

Стражник. Он расплачивался за обучение, техники и зелья Возвышения службой стражника.

Контракты на сопровождение, зачистку, охрану, помощь в выходах. Ничего интересного, годы жизни добропорядочного стражника, которому поручали все более и более сложные и ответственные дела.

Я перебирал их один за другим, заставляя символы Древних распадаться на строки, чтобы заглянуть в прошлое этого человека и становился свидетелем его верной службы.

Пока, наконец, не встретил начало его новой жизни, начало падения к этой вонючей комнате.

Я, Травер, клянусь убить Ромера за плату в тысячу средних духовных камней.

Поджав губы, я долго вглядывался в этот старый контракт, борясь с желанием встать и уйти, пытаясь понять, действительно ли я принял верное решение?

К чему мне такой человек? Ну и что, что прошлое у всех тёмное, а я тоже убивал и немало? Я убивал за деньги? Ну и что, что этот человек будет под контрактом и