дополнительным годам, не спеша стареть. Шрамы на меридианах, которые появлялись у моих соучеников по Школе от срыва техник, страдал ли я от них? Нет, нет и нет.

Но это не значит, что все идущие настолько же обласканы Небом. Сорванная техника — шрамы. Тяжёлая рана с ядом или стихией — и вот уже шрам. Техники в зонах запрета — шрамы, раны и травмы. Да взять ту же простую рану Седого от меча Иглата. Тогда ведь у него даже меридианы совместились неверно, и мне пришлось немало с ними помучиться. Именно поэтому среди идущих множество тех, кто носит подобные повреждения всю жизнь.

Я получил от осведомителя Озмана список тех, кто сдал под грузом множества подобных травм или разом получил такую рану, что потерял несколько звёзд Возвышения.

В этом списке были лишь те, кто не смог заработать сам на лечение или не желал соглашаться ради него на, по сути, долговое служение.

Если я настолько облегчил состояние Седого, вернув ему силу и внешнюю молодость, то справлюсь и с другими калеками. Тем более, используя дорогущие зелья. Если уж обнаружил, что очень неплох как лекарь, то глупо не пользоваться этим и не попытаться купить службу тех, кому нужно лечение.

Я задумался, погрузился в свои мысли, а затем вдруг вылетел из них, когда меня задели плечом.

— Чего замер посреди улицы? Свали!

Какой-то мужчина, всего лишь сильный Мастер, правда, в роскошно вышитом халате, смерил меня презрительным взглядом, а через миг отлетел в сторону.

Уже мне пришлось рявкнуть:

— Стой!

Вовремя. Ещё бы полвдоха и Травер снёс бы этому бедолаге голову, втягивая меня и себя в огромные неприятности.

Я скрипнул зубами. Отлично, просто отлично. Как я быстро позабыл, какая это гархова задница — держать рядом тех, кто меня ненавидит и всеми силами пытается усложнить мне жизнь. Было уже такое во времена Поля Битвы Вольного Приюта.

Это вот сейчас Верность долгового слуги и его же ненависть одновременно. Защитить господина от наглеца, но при этом так, что дарсов господин взвоет.

В ужасе отползающему от нас Мастеру буркнул:

— Скройся с моих глаз, — Траверу же отправил мыслеречь. — Приказываю — меня не нужно защищать, — подумав, добавил, — пока я не прикажу обратного. Приказываю — не доставлять мне проблем, действовать так, как действует добропорядочный житель, пока я не прикажу обратного.

— Слушаюсь, господин Ирал. Но советую тебе подумать — если случится беда, то ты можешь и не успеть снять свой запрет. Придётся мне глядеть, как тебя убивают и страдать. Страдать до тех пор, пока твои Указы не исчезнут. Ты ведь мастер Указов, так, господин?

Ненависть в ответе Травера можно было черпать вёдрами.

Покачав головой, я спросил:

— А если твоя жизнь завязана с моей? Что, если умрёт господин и тут же умрёшь ты?

— Да лучше так! Чем…

Я заткнул его:

— Помолчи.

Помедлив, всё же «свалил» — отступил с середины улицы, а затем и вовсе уселся на открытой веранде ближайшей харчевни и заказал отвар себе и Траверу. И вот с ним в руках вновь погрузился в свои мысли.

С убийцами, вернее с одним только Травером уже ясно, что я заполучил скорее кучу проблем, чем основу и поддержку. Велик шанс, что и с остальным я всё рассчитал неверно.

Что изначально вызывало у меня сомнения, так это число тех, чью службу я собирался купить за лечение. С чего я решил взять числом? Что, если сейчас, сегодня согласятся сразу все шестеро из списка этого города? Откуда я возьму столько времени, чтобы лечить их, других, да ещё и Седого? А ведь лечить, если выполнять свою часть договора, нужно будет каждый день и не по десять вдохов, уж такова особенность моего лечения путём подтягивания тела к душе.

Сколько человек я могу вытянуть, не считая Седого?

Глотнув кисленького отвара честно признался самому себе — троих. Каждому лечение продолжительностью в горение средней палочки. И это уже считай, весь день ушёл, с восхода до заката только лечу. Значит… Один человек один раз в день. На следующий день другого.

Соблазнительно определить тогда уж предел своей силы в семь человек, которых я буду лечить по кругу неделя за неделей, но есть риск того, что эффект будет слишком мал и неощутим, а время излечения увеличится даже не всемеро, а во много раз больше. У меня ведь будут и другие дела, не только лечение.

Нет. Пусть будут трое. Значит, нужно говорить только с сильнейшими из списка. Создать из них основу, с которой мне можно будет на первых порах не опасаться гнева фракции Морлан.

И только если не удастся с сильнейшими, попробовать с остальными. А значит…

Я допил отвар, расплатился за него и спросил Травера:

— Знаешь, где живёт старик Цалиш?

Он молчал, лишь кривил губы и я тогда я напомнил:

— Если я задал вопрос, то слуга должен понять, что молчание нужно прекратить.

Верность и послушание над его головой мигнули, даря ему боль, и он тут же прекратил наглеть, процедил:

— Без понятия.

— Зеленорукий?

— Слышал про такого, где живёт, не знаю. Не могу помочь в этом деле, господин Ирал.

Верность над его головой не давала повода усомниться в ответе, но вот ухмылка на губах Травера была такая, словно он знал, но не собирался мне помогать. Вдох я глядел на эту ухмылку, а затем отвернулся и пальцем поманил сидевшего в теньке неподалёку мальчишку.

Тот тут же сорвался с места, подскочив, склонился в глубоком поклоне:

— Да, старший, чего желаете?

— Знаешь, где живёт старик Цалиш, тот, что Зеленорукий?

— Знаю, господин! — просиял мальчишка.

— Один осколок.

Мальчишка облизал губы и выдохнул:

— Дайте два, старший, тут идти через весь город на другой конец.

— Ладно, два, — легко