Олегу Васильевичу, ухаживать за ним. Без меня он умрет!

– Он умрет в любом случае, но зато теперь вместе с парнем.

Глава 29

Свет в подвале уже горел. Перешагивая через трубы, они прошли пару отсеков, направляясь к тому месту, где Люся видела лестницу, пока не услышали в отдалении шорох.

– Это коты? – с надеждой предположила она.

– Да что угодно, – спокойно откликнулся Корги. – Сейчас весь дом превратился в пятый этаж, так что приготовься. Не думаю, что оно нас съест, но тебя может напугать.

– А ты типа такой бесстрашный?

– Я уже сказал, что сегодня боюсь только за тебя.

– Ты как Коля, – тихо фыркнула она, прислушиваясь. – Он тоже самый смелый, пока не увидит бабку.

Шорох прекратился, и послышались приближающиеся шаги. Корги быстро втянул ее в одну из секций, где стояло несколько ржавых велосипедов и почему-то – садовая тачка. Они прижались к стене так, чтобы со стороны прохода их не было видно, и затаили дыхание. Кто-то, грузно топая, прошел мимо.

– Это Козетта, – уверенно сказал Корги, когда все стихло. – Я ее за версту чую. Счастье, что она нас не заметила.

– Интересно, что она тут делала посреди ночи.

– Что-то, чтобы вернуть Олег Васильевича к жизни. Он для нее божество.

– Коробки с вещами! – вдруг догадалась Люся и оказалась права.

В том отсеке, куда она относила коробки, все было завалено одеждой, словно на приемном складе секонд-хенда. Козетта, выпотрошив каждую коробку, явно что-то искала.

– Для чего ей нужны вещи? – Люся двумя пальцами подняла первую попавшуюся кофточку и с интересом ее оглядела. – Что в них особенного?

– В них Олег Васильевич черпал вдохновение и энергию, которую потом вкладывал в свои произведения.

– Как это?

– Есть такая теория, что одежда, которую человек носил, заряжена его энергетикой и, соприкасаясь с ней, возможно его почувствовать.

– Фетишизм какой-то.

– Вообще нет. Фетишизм – это поклонение предметам. А это элементы перехода от плоти к духу. С их помощью Олег Васильевич мог создавать необычайно живых и правдоподобных персонажей.

– Вон она. – Люся показала пальцем в угол, где стояла серебристая складная лестница.

Ступая прямо по вещам, Корги добрался до нее и, с легкостью подхватив, зажал под мышкой. Но потом, заметив что-то под ногами, остановился и какое-то время смотрел, не отрываясь.

– Что там? – заинтересовалась Люся.

– Да так, ничего, – отмер он. – Показалось что-то знакомое.

Стараясь не шуметь, они вышли из подвала. Все это время Люся краем глаза поглядывала на телефон, ожидая ответа брата, но он, похоже, так и не прочитал ее сообщение.

Нажав на кнопку разблокировки, Корги толкнул подъездную дверь. Однако она не поддалась. Люся пришла ему на помощь, но и ее попытки не увенчались успехом. Дверь, как и калитка, открываться перестала.

– Этого я и боялся, – сказал Корги, опуская лестницу. – Осталась одна надежда на Шуйского.

– А что он может?

– Выпустить нас из своего окна. И он единственный человек в этом доме, кто не собирался меня убить при первой же возможности. Надеюсь, он по-прежнему вменяемый.

Оставив лестницу возле двери, они поднялись к квартире Шуйского, и Корги негромко постучал. Шуйский отпер практически сразу, словно стоял за дверью и ждал.

Несколько секунд они с Корги молча смотрели друг на друга, не зная, чего ожидать, но потом Шуйский расплылся в своей маслянистой улыбочке.

– Что ж, заходи, – сказал он, будто не замечая Люсю, – нам, похоже, есть что обсудить.

Он повел их за собой в комнату с монетами. Когда Люся увидела устланный ими пол, то почти не удивилась. Это было ничто в сравнении с тем, что она видела на пятом этаже.

– Думаешь, он может услышать нас сейчас? В том состоянии, в котором находится? – пересекая комнату в направлении окна, усмехнулся Корги. Монеты под его ногами поскрипывали и похрустывали.

– Осторожность никогда не помешает, – отозвался Шуйский.

– Осторожность? Неужели ты еще на что-то надеешься?

– Перестань так говорить! – чересчур нервно отреагировал Шуйский. – У него и раньше были приступы.

– Таких, как сейчас, не было.

– Он очнется. Я уверен. Доктор сказал, что эти приступы просто становятся дольше, но время еще есть.

– Все равно он уже ничего не напишет, – посмеиваясь, ответил Корги. – И ты это знаешь не хуже меня.

– Нет, напишет! Если этих не будет. – Шуйский кивнул в сторону Люси. – Напишет! Ты же мне обещал помочь. Всего лишь крохотная глава! Чего тебе стоит?

– Кстати, ты в курсе, что входная дверь заперта? – Корги выглянул в окно.

– Как заперта? – Лицо Шуйского вытянулось. – А если пожар?

– Вот то-то и оно. – Корги повернул ручку на раме и распахнул оконную створку. – Мы хотим выбраться отсюда через тебя. Ты же не против?

– Против! – Шуйский в два счета оказался возле Корги и захлопнул окно. – Я придумал другое. Эту главу напишешь ты. А потом скажешь ему, что это он написал. И когда он с этим согласится, это будет все равно что он сам ее написал.

– Но я и он не одно и то же, – возразил Корги.

– Нет, одно! Мы все здесь одно!

– В таком случае почему ты тогда сам ее не напишешь?

– Потому, что во мне нет творческого таланта. Я маленький человек. Униженный и угнетенный. А такие ничего настоящего создать не могут. А ты – особенный. Ты – избранный.

– Все ты прекрасно можешь. И эта проблема только в тебе. Она твоя собственная. – Корги снова потянул створку окна на себя. – Ничтожность – это лишь самоощущение, не более.

– Я запрещаю тебе уходить! – Оттолкнув его, Шуйский запер окно. – Мы все здесь в одной лодке. И тонуть будем вместе.

– Ты же не собираешься со мной драться? – Корги смотрел на него снисходительно. – Или считаешь, что быть похороненным под тонной монет лучше, чем сгореть в огне?

– Я тебе запрещаю выходить! – Неожиданно голос Шуйского приобрел небывалую властность, и Люсе даже показалось, что она слышит в нем нотки Гончара.

Корги упрямо взялся за ручку окна, однако повернуть ее не смог.

– Ты же говорил, что деньги блокируют свободное сознание.

– Блокировали, когда имели значение. Сейчас, по всей вероятности, ему до них нет никакого дела, – растерянно проговорил Шуйский и принюхался. – Мне кажется или пахнет гарью?

– Тебе всегда пахнет гарью, – откликнулся Корги.

– Да, пахнет! Если бы ты горел, тоже всегда чувствовал бы этот запах. Вот потому я и хочу это наконец уже прекратить.

– Что ж… – Корги недовольно пнул монетки, и они со звоном раскатились в разные стороны. – Если напишу тебе эту главу, выпустишь?

Шуйский кивнул.

– Только, пожалуйста, поторопись, пока дело не дошло