в стране, которую он оставил. Все сильнейшие гроссмейстеры рвутся туда, а ему – увы! – дорога закрыта.

Алехин опять посмотрел на полку и недовольно поморщился. «Пойду в кафе», – решил он, закончив смотреть партию Эйве. Он спустился вниз, Мадлен все еще убирала в столовой. Вдруг Алехин заметил на креденце пузырек и рядом с ним зеленый огурец.

– Это что? – спросил он горничную.

– Спирт, – ответила Мадлен.

– Спирт? Зачем?

Мадам делает лосьон, – ответила Мадлен.

– А это что такое?

– Спирт настаивается огурцом, получается лосьон. Женская красота, косметика.

Мадлен, улыбаясь, потерла пальцем щеку у себя под глазами, показывая, как употребляют лосьон. Хитрые огоньки загорелись в глазах Алехина.

– Да… – протянул он. – Значит, виски только к обеду. А воду можно сейчас?

– Воду можно.

– Тогда принесите мне стакан воды.

Горничная вышла, Алехин с улыбкой ждал ее возвращения. Веселья его отнюдь не разделял предок Грейс, важно и высокомерно взиравший из черной рамы. Строгий портрет строгого человека: величавая надменность, благообразие на лице, презрение ко всему окружающему.

Через минуту Мадлен вернулась с полным стаканом воды. Дождавшись, когда горничная ушла, Алехин вылил часть воды в какую-то вазу, открыл пузырек и опрокинул все его содержимое в стакан. Разом выпив обжегшую горло смесь, он содрогнулся и в два приема отправил в рот огурец.

Крепкий напиток вскоре вызвал опьянение. В таком состоянии работать было невозможно. Алехин вышел в сад. Теплое солнышко приятно согревало, слабый ветерок ласкал лицо, разгоряченное алкоголем. Алехин прошелся по дорожкам, потом в самом углу сада лег на шину, подложив под голову руки. «Как когда-то в Подмосковье, среди берез», – мелькнуло на миг воспоминание. Странный, перевернутый мир слегка покачивался над ним. Деревья, устремившиеся далеко-далеко в небо, бездонная голубая пропасть и легкие белесые облачка, плывущие по вогнутому своду. Все это временами уходило в сторону, Алехин в эти мгновения будто терял точку опоры, почва ускользала из-под его ног.

«Виски только к обеду. Так приказала мадам», – вспомнил Алехин слова Мадлен. Мадам! Вот уже два месяца живет он в доме Грейс. Что принесли они? Счастье, огорчения, обиды? Алехин сам не мог разобраться в этом. Близость с красивой женщиной дала ему не испытанное прежде блаженство. Он и сейчас вспоминал Грейс, видел ее глаза, обладавшие притягательной силой, губы, способные выразить презрение и сразу же вслед искренний восторг. Много радости дали ему месяцы совместной жизни с Грейс!

Но вот что интересно: иногда, даже в самые счастливые минуты, у Алехина вдруг возникала твердая уверенность в том, что все это не настоящее, не искреннее, что он чужой для этой красивой женщины. Страстная и пылкая Грейс вдруг становилась далекой для него и совсем чужой. Незначительное замечание, неосторожный жест, невзначай сказанное слово в самые блаженные минуты вдруг открывало Алехину всю глубину пропасти, лежащей между ними. И Алехину становилось жутко. «Любит ли тебя Грейс?» – задавал он тогда вопрос себе и отвечал: если любит, то по-особому, как может любить капризная, избалованная женщина, привыкшая к комфорту и удобствам, окруженная всеобщим поклонением. В любви Грейс искала одних наслаждений, только наслаждения являлись целью ее жизни.

«Мы договорились не вмешиваться в дела друг друга» – какую удобную формулу придумала Грейс! Хороша договоренность! Грейс с радостью уходила от всего, что касалось шахмат. Какая ирония: они начали знакомство с шахмат, с тех пор Грейс скорее презирала их, чем любила. Нет, она, конечно, не прочь была покрасоваться рядом с чемпионом мира на фотографиях или блистать нарядами и красотой на банкетах. Это ей нравилось. Но проявлять заботу об Алехине, создавать ему условия для занятий, ограждать от неприятностей – это было просто скучно.

Пусть он занимается, Грейс не против. Она даже согласна не мешать ему, уехать на несколько дней из дома. Какие могут быть к ней претензии? Она точно выполняет договоренность – не вмешивается в дела Алехина.

«В браке все происходит, как в шахматной партии, – с усмешкой подумал Алехин. – Положение и права партнеров во многом зависят от первых ходов и поступков, короче, от дебюта. Если удастся провести начальную стадию игры энергично и решительно, можно обеспечить себе много преимуществ в дальнейшем. Если ты захватишь центральные рубежи, укрепишься на ключевых пунктах, тебе будет легко жить, и только тебе будет принадлежать инициатива. Не страшны будут тогда ни острые тактические выпады, ни загадочные комбинации, ни хитрейшие ловушки, которые будет ставить противная сторона. Можно даже позволить себе снисходительность к партнеру, простить ему прегрешения, ибо снисходительность безопасна для человека сильного, имеющего власть. Но все-таки и в этом случае уступки не должны вести к потере главных позиционных преимуществ».

«Брак – это скучный обед с десертом на первое», – вспомнил Алехин Сомерсета Моэма. Он признавался сам себе, что его жизненная «партия» с Грейс, начавшись праздником, теперь тоже стала скучной. Чемпион мира в шахматах, несравненный знаток стратегии и тактики шахматного боя, в «игре» с Грейс Алехин уже вначале допустил много неточностей и просто грубых ошибок. Ослепленный любовью, он не заметил, как попал под власть ее чар, а затем вынужден был целиком подчиниться ее воле. В чужом доме, в чужой для себя обстановке он полностью лишился инициативы, его поступками управляла капризная, властная и не всегда рассудительная женщина. Когда-то Алехина радовала мысль, что он будет жить с красивой любимой женщиной в большом удобном доме, но вскоре он убедился, что не получил ни уюта родного угла, ни счастья жизни с любящей женой.

Властная, сильная натура Алехина пробовала протестовать. Зачем, в конце концов, нужен ему этот дом, если он не стал родным и приветливым; зачем нужна эта жизнь с безучастной к нему женщиной? Стремился к любви, а получил лишь снисхождение, мечтал о собственном доме, семье, а стал бесправным сожителем своенравной управительницы. Когда-то грезилось безоблачное светлое счастье, на самом деле попал в плен, мрачный, безрадостный плен.

«Бежать отсюда! – решил Алехин. – Подальше от этого холодного дома, бесстрастного сада, скучного уклада жизни! Прочь от этих леденящих душу традиций, однообразных и изнуряющих привычек. Уйти от этой капризной женщины, властно овладевшей моим сердцем, подчинившей себе мою волю. Не видеть улыбок снисхождения и презрения на чувственных, подвижных губах, не замечать колких, изучающих взглядов. Прочь из плена, освободиться от всего, облегченно вздохнуть. Быть снова вольным в своих поступках, привычках, действиях. Как хороша ты, свобода!»

Но уже в следующее мгновение Алехин вновь вспомнил Грейс во всей ее обворожительной власти. Как не видеть больше женщины, которую любишь так горячо и страстно, женщины, дающей тебе блаженные минуты счастья? Не смотреть близко-близко в ее зеленые глаза, не касаться губами ее трепещущих губ. Не гладить больше мягких, нежных волос,