Мы поднимались по каменным ступеням, огибающим, обвивающим скалу спиралью.

— Как часто ты здесь бывала?

— Раз в два года примерно, иногда чаще. Мы не могли возить с собой все осколки, уж слишком они диссонируют между собой. Нику… это не нравилось.

— Ты всегда чувствовала корабль так хорошо?

— Нет конечно, — пожала плечами птичка. — Первые года три мы притирались, присматривались. Знаешь, я была в таком шоке, когда поняла, что он живой, что несколько дней просто боялась вставать за штурвал, боялась навредить, что-то сделать не так. Иногда слишком осторожничала, иногда, наоборот, слишком давила, иногда просто не понимала, чего он от меня хочет. Это сейчас я научилась, а в самом начале… Это был ужас. Я сама себе напоминала слепого котенка.

— Каково это? Чувствовать целый корабль?

— Ты же видел, — всплеснула сапсан руками. — Когда он злится, по мне будто током бьет, когда чувствует опасность, у меня возникает ощущение, словно я опустила ноги в ледяную воду, а когда «Пересмешник» хочет меня поддержать, это похоже на летний ветерок. Приятно. Почти волшебно.

— Какой он?

— Ник? — мы почти дошли до третьего яруса, птичка задумалась, остановившись у небольшого сине-зеленого домика. — Как мальчишка: упрямый, иногда даже слишком, немного строптивый, но верный, надежный, настоящий защитник, — капитан повернулась ко мне, а на ее губах играла улыбка. Щемяще нежная, теплая. И я вдруг четко осознал, что готов сдохнуть ради одной такой улыбки, адресованной мне. Только мне. Исключительно мне. Я эгоист и дурак? Возможно.

— Калисто… — я сделал шаг к сапсану навстречу, чтобы обнять, быть ближе, может поцеловать.

— Мы пришли, — шагнула девушка к двери, не обратив на меня и мои жалкие порывы внимания. — Это твой дом. Следующий — Гидеона, потом мой, Калеба и Сайруса.

— А остальные? — я тряхнул головой, прогнав жалящее разочарование, успокаивая волка заскулившего внутри.

— Остальная команда будет жить на другой стороне скалы.

— Иерархия? — выгнул бровь, осматривая небольшой с виду дом.

— Да. Тиграм чрезвычайно важно четкое распределение и подчинение младших старшим. К главе прайда, если он не решит по-другому, обращаться следует только на «вы», первым подавать руку и кланяться, потом жрец, потом жена и дети главы прайда. Штива первый садится за стол, первый начинает разговор, первый занимает место у большого костра, первый…

— Понял, — засмеялся я, — он во всем первый. — Кали склонила голову на бок в своей обычной, немного резковатой птичьей манере, а потом легко улыбнулась и кивнула.

— Суть ты уловил, — внутрь птичка зашла первой, я проскользнул следом.

Достаточно большое и на удивление прохладное помещение было условно разделено на несколько зон, свисающими с потолка цветными бусинами.

Кровать, просторная купальня и некое подобие гардеробной с выдолбленными прямо в стене каменными полками.

— Завтракают и ужинают здесь все вместе. За завтраком Штива и Рикама, его жена, распределяют обязанности, за ужином делятся новостями, выслушивают просьбы и жалобы, если такие имеются. Мы здесь исключительно на правах гостей, — развернулась Калисто ко мне, тонкие брови были нахмурены, взгляд до того строгий, что хотелось рассмеяться. — Никаких вольностей, никаких дурацких выходок, уважение и почтение к старшим членам прайда. Если захочешь, сможешь ходить с ними на охоту, в храм подниматься можно только с подношением. Никаких пьяных дебошей, До чего же безумно.

Почти невыносимо.

— Разве я похож на дебошира, на того, кто способен на дурацкие выходки? — спросил, едва отстранившись.

— Ты — нет, а вот Мэт…

— Не волнуйся на его счет, — я легко щелкнул капитана по носу, ее глаза удивленно распахнулись, заставив снова улыбнуться. — Ты обещала рассказать мне о Душе Океана. — Калисто тут же стала серьезной, нахмурилась и закрылась от меня. Я почти физически это почувствовал, волк обеспокоенно завозился. Сапсан прошла к окну, заложила руки за спину и уставилась куда-то за горизонт.

Я сел на кровать, успокаивая зверя внутри, давая девушке время.

— Что ж, волк, слушай, — она негромко выдохнула, а я непонятно отчего напрягся. — Когда-то давно, еще до восьмисотлетней войны, жила в Мироте ведьма. Красивая, молодая и очень сильная ведьма воды. Жила у самого океана и часто бродила вдоль пустынного берега, слушая, как на песок набегают соленые волны. Все в девушке было прекрасно: фигура, лицо, ум, вот только души у нее не было, а сердце было таким же холодным, как вода у самого дна, в самой глубокой впадине. Она не умела любить или сочувствовать, не знала, что такое сопереживать, не страдала и не испытывала боли, никогда не смеялась и не плакала. Единственной целью в жизни молодой ведьмы было развитие собственных способностей. Девушка только и делала, что читала книги, старые манускрипты, училась и тренировалась. Даже когда просто гуляла по побережью, она постоянно прислушивалась к океану, стараясь понять, о чем шепчет ей глубина.

В городе девушка появлялась редко. Ей не нравились шум голосов, крики и пыль, запахи, но посетителей, просителей колдунья все же принимала, чтобы опять же тренироваться, развивать свои способности. Ты же знаешь, волк, вода обладает целительной силой. Жители города шептались за ее спиной, боялись, не понимали, но ведьме было все равно, она просто не замечала этого, с каждым днем все больше и больше времени проводя возле воды, с каждым днем все больше и больше отстраняясь, удаляясь от земли.

Магичке становилось физически плохо, если она проводила на суше больше суток: кожа начинала трескаться, пропадал голос, она не могла дышать, ее тело будто сдавливал огромный камень. Девушка плавала все чаще и чаще, заплывала все дальше и дальше, не чувствуя ни усталости, ни страха, практически сливаясь со своей стихией.

И все бы, наверное, так и шло, если бы однажды на берег возле ее дома не вынесло лодку. Дырявую лодку с телом маленькой девочки внутри. Малышка была серьезно ранена, очень худая, едва дышала. Вообще вся она была какойто маленькой, хрупкой, тонкой. Почти прозрачной.

Ведьма так бы и прошла мимо, если бы не серьезная рана ребенка, рана почти не оставившая ей шанса на жизнь. Всего лишь очередной вызов для магички. И она забрала девочку к себе.

Полтора месяца понадобилось колдунье, чтобы убрать чудовищные следы ожогов, полтора месяца, чтобы восстановить поврежденную руку, полтора месяца, чтобы зарастить гноящуюся почти сквозную рану на груди. Девушка не отходила от своей подопечной ни на шаг, сама составляла отвары и заговоры, создавала новые плетения и мази, не спала ночами, почти не выходила из дома, не принимала других пациентов. Все силы и знания, все время она тратила на девочку. Малышка очнулась через полтора месяца, Она смогла, она победила смерть, стала еще немного сильнее. Больше ребенок ее не интересовал, больше ей не было до девочки никакого дела.

Проснулась магичка только через три дня от завывания ветра и безумного стука капель по стеклу и крыше и чудовищного рева волн. Начался сезон штормов. Но в этот раз ведьме казалось, что океан гневается именно на нее, что он снова что-то говорит, что-то требует. Вот только слов разобрать девушка не могла. Как всегда.