приспичило стать чуткой и понимающей девушкой и катать своего жениха по всему городу, оставив старого друга наедине с дамой сердца, Костя разменял двадцать копеек на пятачки и поехал провожать свою даму. Путь до Олиного дома они проделали в гнетущем молчании.

«Так и будем всю жизнь, – мрачно думал Костя, – как манекены в витрине. Лишь бы люди видели, что у нас все прекрасно, а что там внутри, кому какая разница. Общественное мнение – главное мерило. Стисни зубы, терпи, дави в себе естественные порывы, главное – выгляди достойным. Фасад это наше все. И я буду так жить, куда деваться, потому что пресловутое «что люди скажут» для меня единственное спасение, чтобы не утонуть в болоте стыда и позора».

Оля пригласила его зайти, но Костя отговорился усталостью после забега.

– Ладно, в следующий раз, – улыбнувшись, она потянулась к нему, и Костя поцеловал ее в губы. От Оли пахло тонкими духами и немножко клубникой, но Костя не чувствовал ничего, кроме досады.

Домой не хотелось. Там спал Ян и, возможно, не один, а главное, там ждала тоска по Наде.

Костя зашел в пышечную, чего раньше никогда не делал, ибо, по мнению папы, эти заведения являлись рассадником микробов и разврата, вдохнул запах жареного теста, после пробега показавшийся упоительным, взял пяток золотистых колечек, щедро посыпанных сахарной пудрой, и стакан кофе с молоком, глядя на который, человек сразу понимал, что такое серо-буро-малиновый цвет. Но жижа была горячая и сладкая, а большего от общепита и требовать нельзя. Резиновые пышки, от которых бумажная тарелка немедленно промаслилась насквозь, тоже пошли на ура и были съедены секунд за тридцать. Подкрепившись, Костя поехал в академию, разузнать насчет Нади, но в приемнике ему сказали, что девушку к ним не привозили и о несчастном случае на соревнованиях они слышат первый раз.

Костя понял, что Надю доставили в одну из городских больниц, коих в окрестностях парка было целых три, и в каждой клинические базы мединститута и академии. В принципе он был готов объехать все три, но, увы, никого там не знал из персонала, а постороннему мужику с улицы информацию о пациентке не дадут.

Самый верный вариант – поехать домой и растолкать компанейского Колдунова, у которого друзья-приятели в каждой медицинской точке города. Несколько звонков, и он будет все знать о Надином состоянии, а главное, она не узнает, что он тревожится за нее.

Только Ян спит, и будить его перед ночью – преступление.

Костя доехал до Надиного дома. Обычно он в метро читал, но сегодня не захватил книгу и коротал время в дороге, рисуя себе картины будущей жизни с Олей. Понятно, что она будет для него не Оля, а жена, дорогая супруга, а он для нее тоже не Костя Коршунов, а муж, образцовый экземпляр, которого с гордостью можно предъявить родным, друзьям и знакомым. Что ж, ему не привыкать. Сначала был образцовым сыном, потом образцовым солдатом, потом курсантом, теперь вот врачом и женихом, а скоро станет мужем… Вопрос только в том, где он сам за этими масками?

Где-где… Рядом с Надей, вот где. Только в ее объятиях он понимал, что он – это он, что, кроме исполняемых им ролей, есть что-то еще, но, увы, это что-то еще, едва проклюнувшись сквозь скорлупу масок, оказалось слишком слабым и нежизнеспособным.

«Сдохло – и слава богу», – пробурчал он себе под нос.

Пока добрался до дома Нади, стемнело, зажглись фонари, и окна стали загораться теплым вечерним уютом.

У Нади мягким зеленым огоньком светилась лампа в кухне, в большой комнате сияла люстра, а в ее келье лучи бра пробивались сквозь легкие занавески.

Заметив этот свет, Костя приободрился. Значит, Надя дома, а не в больнице, стало быть, здоровью ее ничто не угрожает.

Он несколько раз обошел вокруг квартала, так и эдак прикидывая, как бы в этом убедиться. То хотел подстеречь Женю, который вдруг соберется в булочную на ночь глядя, то хотел стукнуться к ним в дверь под флагом встревоженной общественности, разные изобретал варианты, пока его не осенило, что можно просто позвонить по телефону.

Изумившись, как это очевидное решение сразу не пришло в голову, Костя нашарил в кармане двушку и двинулся к метро, но на остановке автобуса нос к носу столкнулся с тетей Люсей.

– Здрасте! – выпалил он от неожиданности.

Тетя же самообладания не теряла. С трудом выбравшись из узких дверей «икаруса», она сунула ему в руки тяжелые авоськи.

– Ну что, кавалер? Пошли?

– Я просто хотел справиться о Надином самочувствии…

– Хотел он! – фыркнула тетка. – Сначала носятся сломя голову, а потом справляются! Ты когда бегаешь, глаза-то разуй! Ничего, нас тоже так просто не возьмешь. Легкое сотрясение и сильное растяжение, больше ничего.

– Слава богу! – Костя остановился.

Тетка ухмыльнулась:

– Ну что, идешь?

– Спасибо, я просто хотел убедиться, что Надя не сильно пострадала.

– Ах вон что! Ну, мил человек, сумки-то уж донеси до двери, уважь старушку.

Костя покорно поплелся вслед за нею, но тетя притормозила и крепко взяла его за локоть, прижав к своему мягкому боку:

– Ты знаешь что? Благодари бога, что Надька призналась, что у вас ничего не было, а то мы бы с тобой не так сейчас разговаривали.

Костя приосанился, насколько это было возможно в крепких объятиях тети Люси.

– Не понимаю, почему мы должны перед вами отчитываться…

– Потому что она моя племянница, баран! Но сейчас не об этом. Раз ты ее не обидел, то и нам обижаться не на что. Понравилась девушка, разонравилась, такое уж ваше мужское племя непостоянное. Только я смотрю, что не в Надьке-то дело, а во мне.

– В смысле?

– В коромысле! А то я не вижу, что тебя прямо всего перекосило, когда ты со мной познакомился.

– Ну что вы, нисколько.

– Да не бухти! Знаю я ваше племя, да и о себе самой тоже имею представление. Не твоего поля ягода.

Костя прокашлялся:

– Людмила Марковна, если у вас сложилось…

– Не надо этих реверансов. Я такая, ты такой, только Надька у нас ближе к тебе, чем к нам уродилась. Говорят, хочешь узнать, какой твоя жена станет в будущем, посмотри на ее мать, но я не мать, а всего лишь тетка. Надя другая, парень. Если ты ее любишь, то лучшей жены тебе не найти, это я тебе точно говорю. Думай, парень, думай и учти, что женишься ты на Наде, а не на нашей семье, которая, конечно, не чета твоей. Доведем с Женей девочку до