за равноправие, восхищались женщинами-солдатами не только за их патриотическое самопожертвование и храбрость, но и за то, что они доказывали способность женщин найти себе применение в самой мужской сфере жизни. Журналист В. Ермилов вопрошал: «Если мы видим, что из мужчин очень многие попадают в слабосильные команды, либо и совсем не признаются годными к военной службе, а с другой стороны, если мы встречаем немало замечательно сильных женщин-богатырей, то неужели же и теперь, когда война воочию доказала нам всю несомненность женских доблестей, ничуть не уступающих мужским, неужели же и теперь мы будем все повторять старые, нажитые причитания о полной противоположности духовного существа женщины и мужчины?» [Ермилов. 1915: 2].

Некоторые даже видели в действиях «несознательных» женщин-солдат – то есть тех, которые уходили сражаться, не имея понятия о феминизме, – большую важность для женского движения. Пересказав историю молодой служанки Екатерины Алексеевой, вступившей в армию под видом молодого человека по имени Алексей Соколов, одна журналистка заметила: «И эта простая служанка священника – Екатерина Алексеева – знаменье времени, более значительное, чем это кажется на первый взгляд» [Одна из многих 1915:20]. Война помогла женщинам продемонстрировать свою ценность и право на освобождение, а также показала им самим, что они не обязаны оставаться под властью мужчин: «Смятенное лицо вчерашней рабыни – спокойное и торжественное лицо будущей свободной женщины» [Там же].

Не все в России приветствовали участие женщин в боевых действиях. Были и те, кто считал это неприемлемым. По их мнению, наибольшую пользу Родине женщины могли принести, используя духовную, а не физическую силу. Они не отрицали, что женщины вполне способны выполнять солдатские обязанности и переносить тяготы службы, однако считали подобный путь неправильным: «И сила женщины именно в том, что она приносит в мир то, чего не может принести мужчина» [Костылев 19146: 24]. Женщина выполняла в обществе созидательную роль: дарила жизнь и окружала заботой. Поэтому ей полагалось врачевать раны, полученные мужчинами, а не наносить их. Некоторые не только считали подобную деятельность разрушительной, но и полагали, что она вредит эффективности вооруженных сил, которая в значительной мере основана на балансе мужской роли защитника и женской функции «хранительницы домашнего очага». Одна газета заявляла:

Можно с уверенностью сказать, что ни один бы воин не пошел на поле брани, если бы он знал, что на это же поле пойдет его жена, сестра, что, когда он вернется, семья его будет разоренной, дети умрут с голоду, и некому будет залечить его раны, полученные им в славном, самоотверженном бою с врагом [Там же: 24].

Она же утверждала: «Прежде всего, конечно, женщина обязана сохранить целость и неприкосновенность семейного очага» [Костылев 1914а: 28].

После создания женских боевых подразделений интерес русских женщин к участию женщин в военных действиях усилился. Женщины, выступавшие за продолжение войны, с энтузиазмом смотрели на женские воинские части, видя в них не только средство укрепить деморализованную армию, но и последний способ продемонстрировать свой патриотизм и заявить о гражданской позиции. Они подчеркивали, что в кризисное для страны время женщины не могут «оставаться равнодушными и пассивными», они «должны принять участие в защите Родины там, где каждая из них находит для себя более подходящим: в тылу или на фронте» [Женский «батальон смерти» 1917: 4]. Они высоко оценивали деятельность таких людей, как Бочкарева, которые пытались применить женскую силу в боевой сфере, сторонницы участия женщин в войне призывали россиянок следовать их примеру. Некоторые женщины из патриотично настроенных кругов неистово превозносили женские подразделения. Женский журнал «Дамский мир» называл женщин-солдат мученицами и святыми. В этих кругах не сомневались, что эти женщины останутся в памяти потомков как герои. «Родина и история не забудут тех, которые в тяжелую и горестную годину совершили необычное для них дело: вышли против врага с оружием в руках», – писала журналистка «Дамского мира» [Витетская 1917: 2].

Среди русских, в том числе женщин, возродился интерес к героическому прошлому; предпринимались попытки сопоставить действия женщин в нынешней войне с более ранними проявлениями женской самоотверженности и патриотизма. Автор одной статьи вспоминает исторический эпизод: «Когда-то, помнится, татары осадили древний русский город – все женщины срезали свои волосы, чтобы сплести из них тетиву для луков, и все драгоценности пошли на наконечники стрел» [Дочери отечества 1917: 3]. Другой автор напоминал: «Сражаются же в Черногории женщины вместе с своими отцами и мужьями…» [Костылев 1914b: 24]. Особенно частыми были обращения к примерам Жанны д’Арк и Надежды Дуровой. Отсылки к патриотизму русских женщин также использовались для разрушения классового антагонизма. Одна из сотрудниц «Дамского мира» отмечала: «И теперь, когда так сжигает наше Отечество раздутая вражда классов, в защиту Родины, воодушевленные единым чувством, соединились женщины самых различных слоев». По ее мнению, примером этого единения стал 1-й Петроградский женский батальон, в котором плечом к плечу сражались необразованная крестьянка Бочкарева и ее адъютант Скрыдлова, имевшая аристократическое происхождение [Витетская 1917: 2].

Многие женщины сознавали, что женские подразделения неспособны увеличить физическую мощь армии – ни в количественном, ни в качественном смысле, но при этом усматривали в них большую моральную ценность. Писательница С. А. Заречная заявляла на страницах «Женского дела»:

Но ведь дело совсем не в том, чтобы путем формировки женских батальонов пополнить поредевшие благодаря дезертирам боевые ряды мужчин, увеличить количественно боевую силу на фронте. Дело в том моральном воздействии, которое должно произвести женское выступление на малодушных, утративших чувство чести и сознание гражданского долга и ответственности, мужчин [Заречная 1917:10].

Формирование женских воинских частей представлялось ей более значимым, чем вступление отдельных женщин в мужские подразделения: «И только коллективный женский подвиг может обратить на себя должное внимание, может воздействовать на психологию малодушных мужчин» [Там же].

Доброволицами из женских батальонов восхищались и те, кто сомневался в собственной способности взяться за оружие. Княгиня Ольга Путятина со слезами на глазах смотрела, как 1-й женский «батальон смерти» отправляется на фронт, поскольку сознавала, что «они идут выполнять за мужчин их долг и указывают путь колеблющимся»; но сама она не была уверена, обладает ли смелостью и стойкостью, чтобы выносить тяготы военной службы [Poutiatine 1971: 74–75]. По ее мнению, женщины-солдаты не являются типичными представительницами своего пола. Они могли совершать то, на что не были способны другие женщины. Путятина, как и многие другие, не желала подвергаться унижениям, которые обрушивались на женские батальоны со стороны недоброжелателей, но высоко ценила женщин, с готовностью принимавших на себя подобный удар. С. А. Заречная одобрительно отзывалась о женщинах-солдатах, но признавала: «Я совсем не