По крайней мере, Фуре выяснил, что Барнетт не преувеличивал. Его жена теперь открыто жила с главнокомандующим. Совершенно точно, что он натыкался на них вдвоем повсюду, однако Фуре осознавал свой долг французского солдата и всю сложность военной ситуации, а также необходимость армии в талантливом полководце для завершения грандиозного плана. Он также принял во внимание британское участие в этом вопросе и понял мотивы, стоящие за британской внимательностью к нему. Барнетт надеялся, что он убьет Бонапарта, и Фуре страстно хотелось это сделать. Однако он воспротивился намерению быть орудием военной интриги, а также роли домашнего дурачка. И тут план Барнетта растворился по мере остывания гасконского темперамента. Лейтенант Фуре вышел в отставку и вернулся во Францию без жены.

Наполеон вскоре стал тем человеком, который, по определению Джоша Биллингса, «пытался сделать слишком много и сделал это». И угрожающая напористость этой личности требовала усиления секретной службы, которая щедро финансировалась из Лондона, постоянно следившей за ним, обнадеживавшей его врагов и терпеливо ожидавшей его окончательной гибели.

21 декабря 1806 года французский император бросил вызов «нации лавочников» в знаменитой прокламации о блокаде, получившей усиление спустя одиннадцать месяцев, благодаря вышедшей в Милане директиве, объявившей Англию «вне закона на континенте». Все сообщения должны были быть прекращены, и даже переписка между Европой и Британскими островами оказалась под запретом. Товары, заподозренные в британском происхождении, подлежали сожжению, путешественники, заподозренные в прибытии из Англии или останавливавшиеся на время в любом британском порту, немедленно арестовывались. Контрразведка принимала соответствующие крутые меры, поскольку Наполеону тогда еще не сильно препятствовали вражеские шпионы или роялистские заговорщики.

Однако сообщение между Англией и континентом не могло быть полностью запрещено. То, что никогда не было в полной мере регулярным и нормальным, стало тайным, всецело окольным и ненормальным. Контрабанда процветала не одно столетие, но теперь при попытке изолировать Альбион ветераны, потомственные контрабандисты становились усердной, активной и неотъемлемой частью спецслужб и платными пособниками правительства. С их помощью передачу секретного сообщения можно было организовать через остров Гельголанд, Данию или Голландию, или даже непосредственно через Ла-Манш. Но даже в этом случае на отправку письма из Лондона в Париж окольным путем требовалось две недели, а маршрут и расходы постоянно менялись.

Когда в 1806 году была объявлена блокада, намеревавшаяся погубить британскую торговлю, уже существовала действующая тайная система транспортировки и коммуникации, чьи возможности, масштабы и лабиринты превзошли все, что было установлено в современной истории. С самого начала Французской революции было чрезвычайно трудно поддерживать связь с Англией, и за исключением скоротечного Амьенского мира эта бдительная враждебность не утихла, пока Бонапарт не вышел к Эльбе. Связь с Англией — врагом революции, врагом Директории, Консульства и императора — являлась преступлением, которое вплоть до 1814 года обернулось военным трибуналом большому числу жертв. Во время континентальной блокады французы со своей привычной находчивостью приспособились к обстоятельствам и старались избегать порты c драконовскими законами и пограничный контроль, отыскивая более выгодные обходные пути.

Так что один предприимчивый горожанин из Шамбона, в департаменте Ардеш, которому вверили послание для братьев Людовика XVIII, размещавшихся тогда в Кобленце, переоделся пастухом, взял посох и погнал отару овец в Савойю, «давая им возможность попастись на встречавшихся по пути пастбищах, общественных выгонах или целине», и никому не пришло в голову обыскать его или хотя бы потребовать паспорт. В Шамбери он избавился от овец, снял пастушье платье, выбросил посох и без каких-либо помех отправился на обычной почтовой карете в Кобленц.

Во время Террора связь с чужеземными странами или эмигрантами считалась государственным преступлением, и тем не менее это способствовало процветанию индустрии. В Сент-Клод крестьяне с готовностью переводили преследуемых аристократов или иностранных секретных агентов через горы и швейцарскую границу. То же самое происходило и в Вогезах. Некая женщина, живущая неподалеку от Сен-Дье, пересылала новости, тайно переводила беженцев через границу, посылала сообщения оставшимся во Франции родственникам и переправляла деньги и драгоценные украшения с добросовестной аккуратностью. В любую погоду Мари Барбье, юная девушка из Брюйера, доставляла сообщения из Франции в роялистскую армию Конде.

Двенадцатилетний паренек из семейства де Гонневиль регулярно пересекал всю Нормандию, доставляя самые обличительные депеши между штабом роялистов в Фротте и побережьем. Ночью он обычно спал в лесу, спрятав бумаги под камнями где-нибудь поблизости. В течение десяти лет молодая красивая кастелянша из Валуа, мадам Анжу, успешно противостояла самым пронырливым ищейкам революционной полиции. В конце концов они оставили свои попытки схватить неуловимую курьершу секретных посланий роялистам или иностранным агентам.

Тогда неудивительно, что при установлении континентальной блокады был немедленно брошен вызов целым штатам опытных тайных агентов, «готовых щелкать пальцами на все запреты и войти в контракт с британскими крейсерами, день и ночь маневрирующими на виду у французских берегов». В 1805 году полицейскому префекту Ла-Манша сообщили, что связь с Джерси налажена при помощи железного ящика, имеющего форму и окраску, напоминающую строительные камни, между которыми он размещался на острове Иль-Шоссе. «Четыре человека рыскали по всему острову с семи утра до пяти вечера, передвигая все камни, обшаривая укромные уголки, но так ничего и не нашли», — пожаловался префект. Случилось так, что название «Шоссе» относилось к пятидесяти двум островкам в этом регионе, так что контрразведчикам предстоял «очень долгий и трудный поиск», который не давал результатов.

Таким образом, «железный ящик» среди камней или песка на морском берегу, хранивший сообщения и маленькие бандероли, неоднократно упоминался в докладах британской секретной службы. После захода солнца лодка отчаливала от британской флотилии и приближалась к берегу. Для того чтобы избавить причалившую группу от длительных поисков железного ящика или «камня», роялистский агент отправлялся на скалу и дымом от курящейся трубки указывал направление поиска, рисуя искрами от трутницы знаки в соответствии с заранее условленным телеграфным кодом. Даже лодки, используемые на этом трафике, строились по-особому, чтобы выдержать досмотр. У них имелись секретные места для писем и пакетов, так что в случае необходимости их можно было разорвать на мелкие кусочки, дабы сохранить тайну. «Бумаги иногда помещались даже в весла, в которых для этой цели были специально просверлены отверстия».

Контрабандный трафик между двумя странами, официально закрытыми друг для друга, эффективно поддерживался и даже улучшался, несмотря на блокаду. Между Лондоном и Парижем регулярно проходила денежная консигнация, так что средства снимались со счетов английскими банкирами в парижских банках, как если бы Наполеон являлся мифом, а его декреты легкомысленным обманом. Английская переписка со временем усовершенствовала экспресс-курьеров, которым удавалось каким-то образом пересечь пролив Дувр по прямому тайному маршруту, перевозя документы, запрятанные между двойными подошвами ботинок или же зашитыми в воротники их сюртуков, а то и попросту в карманах. Это были решительные, сильные и бесстрашные люди, как правило, свободные от фанатичного рвения и тем не менее совершенно надежные. Этим они зарабатывали на жизнь — и, по всей вероятности, на хорошую жизнь, поскольку здесь были замешаны влиятельные интересы и правительственные лица, богатая знать и банкиры щедро платили за быстроту и надежность, которую «асы» контрабандистов могли им пообещать.