За это ухищрение Демаре приказал арестовать его как шпиона-предателя. Прусские власти пообещали схватить дерзкого негодяя, но на самом деле предупредили Фош-Бореля и потворствовали его побегу в Лондон. Там, продолжая вести свою обширную переписку, он ухитрился скрыться от мести Демаре. Но наделенный воображением полицейский выдвинул идею Секретного комитета, обеспокоенный созданием временного правительства, которому надлежало стать преемником Наполеона и вручить Францию Бурбонам. Перле, в чьих письмах комитет излагал все уловки и интриги, был знаком с Фош-Борелем и поэтому «открыл» ему этот многообещающий рост роялизма. И Фош, воспламенившийся верой в то, что он один сможет провести политическую клику в место, предназначенное ей французской историей, принялся закидывать Перле, — к которому он адресовался как к Бурлаку, — вопросами, выманивая подробности, а пуще всего имена всех выдающихся заговорщиков. Но Перле отказался доверять информацию бумаге, к тому же ему было дано указание намекнуть, что Фош-Борель именно тот человек, который может проскользнуть в Париж как посланник Бурбона, дабы лично пообщаться с комитетом. Демаре ожидал страдающего манией величия роялиста с огромным нетерпением, чтобы увлечь его прямо в ловушку; после чего все пойдет своим чередом: комитет будет распущен, Фош посажен в зловонную темницу — пусть он выторгует себе свободу на этот раз! Можно представить себе преувеличенное удивление Демаре при известии, — какое он изобразил при потоке писем Фош-Бореля к Бурлаку, — что его наглая и с виду правдивая стряпня обманула такого осторожного человека, как Людовик XVIII, его главных советников и даже Британский кабинет.

После этого обман был распространен и использовался Перле для усиленного «разоблачения», пока лорд Ховик, государственный секретарь министерства иностранных дел Британии, действуя сообща с роялистской фракцией, не согласился, что надежный переговорщик должен поторопиться, чтобы встретить и воодушевить выдающихся патриотов, которые так сильно рисковали, потихоньку подкапываясь под французского императора. Фош-Борель, разъедаемый амбициями, с одной стороны, однако помня, что он обманул Демаре, с другой стороны, побоялся взяться за миссию. И все же согласился, что, поскольку он является близким другом Бурлака, кто-нибудь из членов его семьи должен быть избран для такой рискованной почести. Он выдвинул своего племянника, Чарльза Вителя, простодушного молодого офицера, который проходил службу в Индии вместе с сэром Артуром Уэлсли, будущим герцогом Веллингтоном. Витель, вскоре после этого отправленный в Париж с письмом к Фошу, запрятанным в бамбуковую трость, был сразу же арестован по доносу Перле, осужден военным трибуналом — он признал свою вину — и расстрелян как английский шпион.

Секретный комитет продолжал жить вместе с Фош-Борелем, несмотря на трагедию с племянником. Другие агенты были отосланы в Париж получить список заговорщиков Перле или узнать дату предполагаемого мятежа, но этим хорошо оплачиваемым людям напомнили о Вителе и так запугали, что ни один из них не выполнил задания. Когда Демаре стало ясно, что ему не удастся заманить во Францию действительно опасного шпиона или важного представителя Бурбонов, он сообщил Перле, что их хитроумный обман подействовал в последний раз. Но Перле не мог отказаться от вытягивания дивидендов из легковерных сторонников Бурбонов, и, когда Демаре обнаружил, что Бурлак все еще переписывается с оптимистично настроенным Фош-Борелем на предмет Секретного комитета, он приказал отстранить Перле от службы в секретной полиции и даже на какое-то время отправить в тюрьму Сент-Пелажи.

Теперь мы обратимся к Ирландии, где заговоры патриотов и предательства секретных служб были отмечены в это время как французской революцией, так и влиянием Наполеона. И все же, какова была отдача от роялистской веры в Секретный комитет Демаре? В 1814 году результат еще продолжали искать; после Лейпцига, вторжения союзников во Францию, высылки на Эльбу Фош-Борель и другие озадаченные приверженцы Бурбонов повсюду в Париже искали подпольную структуру комитета, описанного Перле. Но им удалось найти только могилу Чарльза Вителя.

Ирландцы, по язвительному замечанию Самуэля Джонсона, были людьми правдивыми, потому что они всегда плохо говорили друг о друге. Возможно, до Великого Лексикографа (он же Самуэль Джонсон) дошли слухи об ирландцах, подкупленных Дублинским замком и нанятых на спецслужбу. Лидеры британского правительства, незадолго до этого наблюдавшие потерю американских колоний, так как мятежным агитаторам и заговорщикам было позволено неожиданно вырасти в партию независимости, с армией, военно-морским флотом и дипломатическими представителями, разосланными во все европейские дворы с жалобой на Англию, решили не испытывать судьбу вблизи к дому. Ирландский вопрос существовал всегда, но примеры американской и французской революции утраивали настойчивость ирландских патриотов, жаждущих управлять своей страной, и обеспокоенность англичан, противостоящих этому. Поскольку уже имелись значительные вооруженные силы, размещенные по всей Ирландии, единственное, что требовалось Дублинскому замку предпринять заблаговременно, — это оживить деятельность секретных служб.

Джентльмены, которые правили от имени короля в замке, свято верили в страховку от пожара с помощью секретных служб. Бюджет был достаточно эластичным, и агентов хватало, как шпионов, так и контрразведчиков, соответствующих ирландскому политическому темпераменту. В отличие от Роберта Эммета и многих других истинных патриотов, пострадавших от предательства в эту мятежную эпоху, джентльмены из замка имели четкое и практичное понимание «нелепой страсти к театральному двуличию, которая была дороже среднему политическому заговорщику в Ирландии, чем любая теоретическая свобода». И поэтому замок воспользовался практикой воспрепятствования росту ирландских свобод, широко прибегая к услугам достопочтенных ирландских «патриотов», дабы те автоматически выдавали заговоры или проекты своих товарищей патриотов. И две сотни лет неизменного успеха служили полным оправданием коррупционной практики секретных служб, превосходящей когда-либо предложенную высшим властям в Лондоне.

Явная глупость и психологическая ошибочность со стороны английских сюзеренов бросались в глаза, и обиды ирландцев неустанно отсылались на небеса. Но по какой причине так много людей с ирландскими фамилиями и доброй репутацией согласились выдать своих лидеров Дублинскому замку, до сих пор остается загадкой. Их предательство не оправдывается ни запугиванием, ни политическим фанатизмом, и, поскольку большинство из них жили в достойных условиях, вряд ли это можно объяснить жадностью и уж никак не тяжкой экономической необходимостью. Придет время, когда пресловутый Томас Бич, который называл себя — с присущей шпионам манией величия — Генри ле Кароном, напишет книгу, чтобы подтвердить свое непревзойденное мастерство в предательстве фенианцев[8], а также в обмане Эгана, О'Донована Росса, Парнеля и едва ли не всех выдающихся ирландцев своего времени. Но то, что может помочь в разоблачении самых эффективных двурушнических объединений Дублинского замка, выходит на свет только с публикацией документов Каслри и схожих политических документов, чей анализ, а также интерпретация истории секретных служб обязаны доктору Фицпатрику.