предлогом вставать. И рассвет застал его лежащим и смотрящим в потолок, обдумывающим очередную возникшую мысль.

* * *

Город Михель гудел, простые горожане и ремесленники собирались в небольшие компании и до хрипоты обсуждали последние события. Золотые россыпи оказались пустышкой, вернее они были, но очень быстро исчерпались. Когда обратились в столичную гильдию рудознатцев, то оказалось, что, желая, как всегда, сэкономить, никто не заключал договора на иссследование участка. А в бумаге, которую им выдал приезжавший рудознатец, было указано, что в связи с малым сроком изыскательских работ точность результата не гарантируется. Приписка была в самом конце страницы, и на нее мало кто обратил внимание.

Городской совет и совет управления провинции, а также почти вся администрация города во главе с бургомистром оказались банкротами. Банк уже разослал им письма о возврате займа до определенного времени, после чего последует изъятие заложенного имущества и средств в обороте. Что-то таить и прятать было бесполезно, потому что тебя в этом случае просто закроют в местном каземате, а если недоимка будет большая, то ты отправишься на каторгу отрабатывать долги.

Конечно, никто из участников концессии последнее не отдавал. Но все равно это ставило их на уровень простых мещан, и многим надо было начинать с чистого листа. Больше всех пострадали купцы и торговцы, они ведь закладывали в основном лавки и товар в обороте и, в случае невозврата долга банку, теряли почти все. Чиновникам было проще, они имели оклад и на взятках могли отбить потери, но не сразу, а в течение нескольких лет.

Плохо было то, что все имели семьи, которые привыкли ни в чем себе не отказывать. Прокатилась серия скандалов, потешившая жителей городка. Некоторых участников консорциума выгоняли из дома, и они селились на постоялом дворе или пытались снять недорогой домик. Народ смеялся над потерпевшими неудачу и враз из вальяжных и важных господ превратившимися в простых обывателей.

Грав уже третью неделю беспробудно пил и бил посуду, старший женатый сын и замужняя дочь, жившие отдельно, попытались уговорить отца прекратить все это, но были выгнаны им из дома, а вслед им неслась площадная брань. Дочь забрала с собой мать, и все оставили Грава в покое. Он в одночасье лишился всего, и ладно бы только лавок, дома и товара – все это можно заработать, купить, восстановить. Но он потерял своих младших сыновей, потерял из-за своей жадности и глупости, он сам лично отправил их на гибель.

Однажды посреди ночи он пришел в себя.

– Э-э-э, есть кто-нибудь? – спросил Грав, но ответом ему была только тишина.

На дворе была ночь, и Грав трясущимися руками зажег свечу и прошелся с ней по дому. Никого нигде не было. Большинство слуг покинули их дом, услышав о том, что скоро все отберут, а те, кто еще оставался при нем, на ночь уходили домой. Грав походил по дому, затем вышел во двор. Где-то далеко брехала собака, ночная осенняя прохлада давала о себе знать, и Грава затрясло то ли от холода, то ли с похмелья, случившееся снова навалилось тяжелым грузом. Он вдруг схватился за голову и застонал от невыносимой боли, от невозможности вернуть все обратно.

«А ведь Торвин, наверное, все знал, – мелькнула мысль, – а может даже, все это и подстроил. Точно подстроил, да и сыновей моих убил он. Нет, это так оставлять нельзя. Хотя где он мог взять столько золотого песка? Собрали его почти на девять тысяч золотых…»

И вдруг в одурманенном алкоголем мозгу всплыла фраза, которую ему передал судебный секретарь: «Я еще вернусь, и, клянусь честью, вы все об этом пожалеете». Это были слова того мальчишки, которого осудили на каторгу несколько лет назад. Да, осудили в нарушение всех законов, но кто Грав и его дети – и кто сын какого-то барона из далекого королевства. Да и сын ли он? Ведь отказался писать письмо, чтобы его выкупили, так что неизвестно, правдой ли были его слова о дворянстве.

Но сейчас Грава заботило совсем другое. «Вы тоже об этом пожалеете, – билось в его мозгу, я не прощу гибель сыновей». Он вернулся в дом, взял ковш и, зачерпнув из стоящей бадьи воды, вылил себе на голову. Холодная вода привела его в чувство, он посидел, о чем-то размышляя, и просидел так до утра.

Через неделю Грав на повозке, запряженной двумя неплохими конями, подъезжал к предгорьям. В повозке были продукты и сменная одежда; кроме того, под соломой лежали армейский арбалет, сумка с болтами, кинжал из отличной стали да несколько поленьев дров. Он в свое время часто ходил с караванами и прекрасно знал, что в горах сложно найти дрова для костра, поэтому и прихватил немного с собой. Это все, что он смог купить на оставшиеся деньги. Нет, у него в кошеле было еще с десяток золотых в разменной серебряной монете да немного меди, но это все, что осталось от того богатства, которое еще до него собирали его дед и отец.

Грав направлялся в соседнее королевство: до него доходили слухи, что Торвин осел в столице соседнего государства. «Это он убил моих мальчиков», – билось в мозгу Грава. И совсем не имело значения, что он сам послал их убивать ради денег. Он ведь и сам начинал в свое время с того, что перепродавал товары с пиратских кораблей. Да и вообще семейство Сикморов не гнушалось ни грабить, ни убивать, если это сулило выгоду и не имело свидетелей преступления.

Лошади не спеша поднимались по горной дороге на перевал, Грав шел рядом с повозкой. Он никогда не был в этой местности. Скоро вечер, и надо найти место для стоянки. Наконец он увидел ровную площадку с остатками кострища: видать, кто-то уже отдыхал здесь и пережидал ночь. Загнав повозку, Грав распряг коней и надел им на морду торбы с овсом, а сам, достав несколько поленьев из кибитки, принялся разводить костер.

Когда в котелке забулькала вода, он кинул туда высушенного мяса, а через время сыпанул пару жменей крупы. Когда каша была готова, достал из сумы большую фляжку с булькающей жидкостью и неплохо к ней приложился. Поел, обжигаясь горячей кашей, а потом сидел, прихлебывая из фляги и рисуя себе в воображении кары, которым он подвергнет Торвина и его дочерей.

Под утро он проснулся для удовлетворения физиологических потребностей и решил справить нужду в стороне от стоянки. Ночью выпала роса, и камни были мокрыми от влаги. Грав, находясь еще под влиянием алкоголя, оступился,