– Ты, Дмитрий, мне всегда нужен, но это не значит, что я должен денно и нощно держать тебя при себе. Нужда будет, не сомневайся, позову. Завтра и сам приедешь, а сейчас отправляйся домой, к жене, семье, дочке и внуку Ивану. Да, я все хотел спросить, в честь кого внука назвал?

– А ты не догадываешься? В честь тебя, государь!

– Как-нибудь заеду, погляжу на него.

– Милости прошу.

Великий князь неожиданно погрустнел, тяжело вздохнул.

– Семья – это хорошо. Любящая жена, дети, внуки, теплый уютный дом, достаток, покой. Меня же лишили всего этого. Ненавижу свое детство. Одна радость была – мама, да и ту враги проклятые сгубили. Отец тоже не своей смертью помер. Думаю, его извели, как и маму. Вот только доказательств у меня нет. Значит, и мстить некому.

– Я уже говорил, что месть плохой советчик, государь!

– Да, знаю. Но безнаказанность хуже. Она порождает новые, еще более коварные преступления.

– Не печалься, государь! Вот женишься по любви, и к тебе придет счастье. Будет семья, детишки и внуки.

– Спасибо тебе, Дмитрий!

– Так не за что, государь. Не помни зла, твори добро, крепи веру, и воздастся тебе сполна. Ты знаешь, что я за тебя, за Русь православную живота не пожалею.

– Хорошо сказал, князь, правильно. Как должно быть, так и будет. Едем в Кремль!

Иван, Ургин и ратники особой стражи подъехали к дворцу.

Перед прощанием Иван сказал:

– Да, чуть не забыл, я тебя вот о чем хотел спросить. Как думаешь, Дмитрий, не провести ли перемены в Боярской думе?

– Что ты имеешь в виду, государь?

– То, что одни и те же вельможи десятилетиями там обретаются. Толком ничего не решают, мнения своего не имеют. Другие же заботятся только о боярской выгоде, а Русь не на них держится, а на народе. Оттого я и думаю увеличить состав думы, ввести в нее представителей всех наших земель, а не только московских бояр, сделать так, чтобы и народ участвовал в управлении государством. Тогда мы узнаем многое из того, что сейчас от нас умышленно скрывается. Такой человек, как Богдан Сумбуров, молчать не станет, а с ним и другие.

– А не боишься, что этим ты настроишь боярство против себя?

Иван усмехнулся.

– Разве должен государь бояться подданных? Пусть бояре страшатся царского гнева.

– Что тебе ответить? Мысль неплохая, но надо все обдумать, взвесить, посоветоваться с теми боярами, которые держат твою сторону. Через посланников поговорить с народом. Не уверен, что в думу изберут тех, кого надо. Удельные князья постараются прислать своих верных людей. Но по большому счету важно не это, а то, что дума впервые будет решать вопросы государственной важности, заботиться об усилении Руси. Да, перемены в государстве необходимы. Но только те, которые пойдут на пользу народу, а не боярам. Матушка твоя, царство ей небесное, ввела единые деньги по всей Руси. Всем от этого стало лучше, проще продавать и покупать товар. Каждая вещь заимела свою твердую цену.

– Вот и говорю я, Дмитрий, думать мне надо крепко. Но все, не буду больше задерживать тебя. Езжай! – Великий князь поднялся во дворец.

К Ургину подъехал Григорий Тимофеев.

– О чем задумался, Дмитрий, если, конечно не секрет?

– Иван все больше меня удивляет, – ответил Ургин. – Думал, что уж я-то знаю его как никто другой, не считая Федора Колычева, ныне инока Филиппа. Оказывается, заблуждался.

Григорий покачал головой.

– Мудрено ты говоришь, князь.

– Да нет тут ничего мудреного. Большие перемены ждут Русь. Планы у государя воистину великие.

– А что тебя в нем удивляет?

– То, как он мыслит, все на лету схватывает, видит будущность страны, цель своего правления, а главное, знает, как ее достигнуть. Вот как бы ты, Гришка, воспринял мысль о том, чтобы в управлении государством участвовали простые люди?

– Смеешься? Когда то было, чтобы простолюдин чего-то решал?

– Значит, для тебя это невозможно?

– Это для всех невозможно!

– Но только не для Ивана.

Григорий сощурил глаза, внимательно посмотрел на Ургина.

– Ты хочешь сказать, что государь решился изменить то, что прежде считалось непременным?

– Да, Гриша. Но об этом молчок!

– Обижаешь, князь!

– Вот так вот, Гриша. Пока, правда, Иван только строит планы, но с его характером, умом, душевной силой и до действий недалеко. Взрослеет государь быстро, на глазах, становится сильнее, крепче, решительнее и целеустремленнее. Он покажет себя уже в ближайшем будущем. Да так, что не только на Руси, но и за пределами ее земля содрогнется.

– Да? А со стороны и не скажешь.

– Эх, Гриша, ничего-то ты не понимаешь!

– Куда нам? Мы с великими князьями за одним столом не сидим.

Ургин приказал:

– Оставляй наряд, едем домой!

– Вот это правильно! Такое нам и понятно, и по душе. Мороз крепчает, живот сводит, самое время отобедать да на лавке у печи подремать.

– Скучным ты, Гришка, становишься.

– Так года-то не вспять счет ведут. Не молодеем мы, князь Дмитрий.

– Мне тебя в Благое отправить?

– Шуток не понимаешь? Хотя старость-то, она и вправду рядом.

– Главное, чтобы душа молодой оставалась. Дел у нас с тобой, Гриша, впереди много!

– А когда их мало было? Сколько себя помню, без дела не сидели.

– Ты с нарядом управься, я тебя у ворот подожду.

– Это мы мигом.

К обеду князь Дмитрий и Григорий Тимофеев вернулись в усадьбу Ургиных.

Иван хотел побеседовать с дядьями в тот же вечер, но оказалось, что Юрий и Михаил выехали из Москвы на охоту. Пришлось ненадолго отложить разговор.

Дядья явились к великому князю 13 декабря. Веселые, довольные. Иван встретил их холодно, чему Глинские были немало удивлены.

– Ты никак за что-то гневаешься на нас? – спросил Юрий. – Чем же мы заслужили такое?

– А вы сами не знаете, да, дорогие родственники? – Слово «дорогие» великий князь произнес угрожающе.

Глинские переглянулись, пожали плечами.

– Не знаем, Иван, – ответил все тот же Юрий.

Государь повысил голос:

– Я не Иван вам, а князь великий, как и для других, так что соизвольте обращаться по чину.

– Прости, великий князь. – Глинские поклонились.

– Почему, спрашиваете, гневаюсь на вас? – Иван прошелся по палате. – Ведете себя похабно. Так нельзя держаться вельможам, приближенным к великому князю, да еще его родственникам. Почему безобразничаете на Москве?