роняет невесомое пёрышко прямо мне в руки. Прячу перо в карман и, запив черешню глотком воды, иду дальше. Птица остаётся сторожить дерево.

Сегодня Галисия радует путников дивной, редкой для этих мест погодой: ни облачка, ни дождинки, ни клочка тумана. Вокруг, насколько хватает взгляда, бескрайние изумрудные холмы, умытые росой луга, тёмный бархат леса и медная зелень камней, размытые в бирюзу горизонты, – все краски, что дают этому уголку земли его поэтическое имя – Зелёная Испания. И пусть я – случайный гость этих краёв – не вправе делать заключения, основанные на субъективных, сиюминутных ощущениях, но всё же рискну предположить: Галисия – это место исключений из правил, земля контрастов и противоречий. Испания, но не вполне Испания. Фьорды, но не Норвегия. Туманы, но не Англия. Кельтская, но не Ирландия. Красивая, но бедная. Верующая, но суеверная. Меланхоличная, но жизнелюбивая. Ведьма, но добрая. Сказка, но быль. Край земли, но центр мира. По крайней мере, для меня, здесь и сейчас…

Пульпо и гайта

Гигантская, поднятая высоко над рекой Миньо эстакада на бетонных ходулях режет глаз своей инородностью. Уродливый диссонанс с природой. Продукт «созидательной» деятельности человека. По эстакаде ползут пилигримы-букашки. Внизу, у самой воды, торчит остов старого полуразрушенного моста, без заграждений и перил, опасный для пешеходов и обречённый на горькую участь – ежегодное весеннее затопление. Ещё десяток-другой лет – и от него ничего не останется. Печальные руины старого города, как и мост, доживают последние годы.

На другом берегу – Портомарин, город-новострой с дюжиной старинных зданий, по кирпичику перенесённых с низины. В их числе: церковь-крепость Сан-Николас, храм мальтийских госпитальеров Сан-Педро, часовня и сорок шесть ступеней магической лестницы. Всё остальное – не старше пятидесяти лет… Чистенький и гладкий городок вызывает у меня грустную ассоциацию: нарядный пряничный домик в розочках и ангелочках поверх расколотой кладбищенской плиты.

Древний Портомарин, затопленный и забытый, принесённый в жертву экономическим интересам, захлёбывающийся в паводке с каждым приходом весны, навсегда ушёл на дно истории, унеся с собой непроницаемую тайну своей жизни…

Сверяясь с жёлтыми стрелками, бреду в поисках ночлега. Сегодня мне не хочется сидеть в шумной компании, пить вино и напрягаться в попытке уловить чужую мысль на чужом языке. Скуку и безразличие вызывают у меня исторические и культурные подробности в потрёпанном путеводителе… Ещё одна церковь, ещё один памятник, ещё один штамп в креденсиаль и ещё одна ночь среди таких же, как ты, странников – неугомонных мытарей, искателей своей дороги… Кажется, это тот самый «кризис Пути», о котором предупреждал меня Карлос. Когда ты уже почти у цели, а на главные вопросы: «Кто я? Куда иду? Зачем?» – ответа так и нет…

Это вечное, неистребимое желание мятежного парусника убежать от спокойной глади к яростным штормовым волнам, навстречу буре, в которой грезится покой… Внезапный разворот жизненного курса на сто восемьдесят градусов: от чёткой определённости к зыбкой недосказанности, от обустроенной стабильности к рискованной новизне. Что это? Каприз? Пресыщенность? Скука? Блажь? Неужели я одна такая? Да нет же. По этой дороге идут-плывут и другие такие же парусники, бригантины, утлые барки и прочие оснащённые парусом суда: Эррандо, Агнета, Виктор, Карлос… десятки других людей, встреченных в пути. В их глазах я видела отражение тех же мыслей… А люди, читающие эти строки?.. Даже если один из сотни отзовётся сердцем и, прикрыв глаза, увидит и почувствует то, что вижу и чувствую теперь я, – значит, всё не зря. Значит, «я не одинока во Вселенной». И я обязательно найду ответы на свои вопросы. Главное – нужно жить и идти. Жить в Пути. Идти по жизни. Искать свою дорогу. Возвращаться на неё, если сбился. Верить в неё. И верить в себя…

…Гонзар, Вентас де Нарон, Лигонде, Палас-де-Рей, Лобрейро… За несколько километров до Мелиде я нагоняю процессию женщин с детьми. Возраст женщин – от двадцати до семидесяти, детей – от года до двадцати. Самая общительная из паломниц, заметив мой интерес, здоровается первой. Элизе пятьдесят, она из Канады, с нею шестеро детей, старшей дочери – двадцать восемь, младшему сыну – четыре года. Здесь же трое её внуков, двое из которых старше последних детей. С ними семидесятилетняя мать и две сестры, тоже с детьми. Запутавшись в семейной арифметике, просто считаю их по головам. Итого девятнадцать человек. Все одинаково голубоглазы и улыбчивы, с кленовыми листиками на белых бейсболках.

– Это наша мама, Кларисса, – представляет Элиза седовласую женщину в бейсболке и джинсах. И снова принимается сыпать цифрами. – У мамы девять детей: нас трое сестёр и шестеро братьев. Все в разных странах: мы с сёстрами в Канаде живём, один брат – в Калифорнии, другой – в Австралии, трое – во Франции, а младший работает сейчас в Намибии, он врач. Дважды в год мы встречаемся всей семьей – на Рождество и мамин день рождения.

Я даже не пытаюсь сосчитать, сколько человек собирается одновременно за праздничным столом в доме Клариссы, если всем детям удаётся привезти свои семьи в полном составе.

– Не трудно ли вам идти наравне с молодыми? – спрашиваю я Клариссу.

– Трудно, – признаётся она. – Но так интересно!

– Как вы решились взять с собой всех детей? Ведь путь не простой, – обращаюсь я к женщинам.

– Мы привыкли всегда быть вместе! – отвечает сестра Элизы. – А то, что идти нелегко – так пусть с детства учатся преодолевать трудности.

– На примере мам и бабушек, – смеётся другая.

Я желаю большой семье лёгкой дороги и отрываюсь вперёд.

Чем ближе к конечной точке маршрута, тем гуще толпа пилигримов и больше новых знакомств. Не успеваю я оторваться от многодетной канадской семьи, как меня нагоняет пожилой чернокожий паломник. Каждый его шаг сопровождается громким и надсадным хрипом-клёкотом, лицо заливают ручьи пота. Тело то и дело сотрясают раскаты кашля, после чего он трубно высмаркивается и, вытерев ладонь о штанину, продолжает путь.

– Вы в порядке? – спрашиваю я по-английски, когда пилигрим останавливается попить воды.

– Всё в порядке! – отвечает он по-русски и обнажает в улыбке белые, крупные, как у лошади, зубы.

– Как вы себя чувствуете? Вам нужна помощь? – переспрашиваю я вновь.

– Спасибо! Я чувствую себя хорошо, – медленно, по слогам произносит мужчина и энергично кивает.

Ничего не понимаю. Пилигриму нездоровится, но он зачем-то пытается отвечать по-русски. Выучил, что ли, несколько фраз в пути? Почему не говорит по-английски?

– Do you speak English? Where are you from? – интересуюсь я так, на всякий случай.

– Из Саратова, – отвечает чернокожий паломник и останавливается. – Да вы