Планета истощена, она устала. Ей нужен покой. А люди этому всячески мешают. Совсем скоро всё закончится — останутся лишь те, кто способен начать новый виток существования. Другие — кто окажется не только не готов, но и захочет противостоять нам — обречены. Я лично это проконтролируют.

Он снова посмотрел на муху, и в этот момент я поняла, почему та так скоропостижно скончалась. Кожа покрылась мурашками. Во что я вляпалась?

— Так каким будет ваше решение?

По волнам памяти

Во весь рост растянувшись на нагретом песке, Василиса раскинула руки и, зажмурившись от удовольствия, подставила под обжигающие лучи веснушчатое лицо.

Обычно дождливый октябрь, с редким проблеском бледно-жёлтого солнца из-за низких свинцовых туч, здесь, на морском побережье, открывался совсем с другой стороны.

Море — глубокое, с полоской бирюзового цвета у берега, и уже более тёмное, почти кобальтовое чуть дальше, с колечками белых волн-барашков, — шумело прибоем, распугивая визжащих от восторга детей.

Чайки что-то кричали в вышине, то ли переругиваясь, то ли исполняя только им известную песню, и изредка пикировали в бурлящую воду, заприметив юрких блестящих рыбёшек.

Тёплый ветер, оставляющий на губах приятный привкус соли, растрепал волосы, и девушка собрала их в высокий хвост. Ей нестерпимо захотелось на минуту — да хоть на мгновение! — стать или рыбкой, или чайкой, или хотя бы во-о-он той маленькой прозрачной медузой с фиолетовыми прожилками — лишь бы изнутри прочувствовать энергию загадочного и такого недосягаемого подводного мира.

Но страх — один из самых древних в мире — страх глубины, — поднимаясь откуда-то изнутри, судорогой скручивая мышцы живота, заставляя лёгкие сжиматься, требуя спасительный глоток кислорода, не позволял сделать ни шагу от берега. Причина была проста и до нелепости банальна: Василиса не умела плавать.

Когда-то давно родители, постоянно занятые на работе, не имели возможность проводить с дочерью много времени, и отправили её в школьный бассейн. Но там, под контролем властного, грубого и, более того, деспотичного тренера, Василиса не могла проплыть ни метра. Что, конечно, только подогревало злость тренера. И он в наказание, отправив остальных детей по домам после занятий, заставлял Василису снова и снова бултыхаться в остро пахнущей хлоркой воде, не подпуская близко к бортикам.

В конечном итоге это дало результат, но совершенно противоположенный от ожидаемого: девочка, вместо того чтобы привыкнуть и довести движения при плавании до автоматизма, стала тонуть каждый раз, как только оказывалась в бассейне. Словно бы вода, как дикое животное, чувствуя слабость маленького человека, норовила показать собственную мощь, и беспощадно утягивала в свои смертельные объятия.

Жизнь разделилась на «до» и «после». И это самое «после» проявлялось в памяти Василисы спутанными всполохами. Единственное она знала точно: боясь водной стихии, упускает возможность подурачиться в прогретом озере, и окунуться в стремительный речной поток возле дачи в жаркий день, и даже пойти в злополучный бассейн, чтобы доказать, что она выросла, окрепла, осмелела двум людям — тому самому тренеру и, самое главное, себе.

Желая поменять размытую, словно окутанную пеленой тумана, жизнь, Василиса собралась с духом и отправилась на море. Она твёрдо решила начать, наконец, плавать, и перестать, наконец, бояться. Если не обуздать свой страх, то хотя бы с ним подружиться.

Глубоко вдохнув несколько раз, Василиса сцепила руки в замок с такой силой, что ногти впились в кожу, оставляя багровые полумесяцы на тыльной стороне ладоней. Промчавшиеся мимо мальчишки, пуляя друг в друга водой из пистолетов, ненароком окатили девушку тонкой струёй, но она даже не ощутила этого. А они и не заметили.

Медленно поднявшись на ноги, Василиса не сводила взгляд с плещущейся неподалёку рыбки, и, чувствуя, как от волнения кружится голова, сделала шаг. Щиколотки словно окатили кипятком, и кожа моментально покрылась мурашками. В ушах сильно загудело, и звук походил на чей-то глухой протяжный стон, сменяемый не менее страшным молчанием.

Закусив губу, Василиса постаралась отогнать незваные видения, сердясь, что в самый важный момент почти забытый монстр, оказавшийся сильнее любого страха, занозой сидящий в сердце, вновь поднимает свою уродливую голову. Но что это за монстр, никак понять не могла.

Но была точно уверена, что он сможет остановить её, и тогда всё, к чему она шла долгие годы, рухнет, подобно наспех собранному карточному домику. И, зажмурившись, Василиса бросилась вперёд, будто делая последний рывок в своей жизни.

Вместо обжигающе-огненной вода стала подобной нежному прохладному полотну, и мягко коснулась кожи, пробуя её на вкус. Лаская. Утешая. Баюкая, как ребёнка.

Девушка всей душой почувствовала себя не просто рыбкой или медузой — она стала самим морем, сливаясь с солёной воды воедино, и, громко рассмеявшись, позволила водной глади сомкнуться над головой, превращаясь в сотню-другую пузырьков воздуха. Смех этот никто не услышал, потому что его и вовсе не существовало.

Василиса так и не узнала, что страх исчез не по мгновению волшебной палочки, отступая под напором уверенной в своих силах девушки. И что монстр, невовремя проснувшийся, является ничем иным, как болезненным воспоминанием оборвавшейся жизни, которое она, Василиса, никак не хотела осознавать. Ведь много лет назад маленькая веснушчатая девочка, плача навзрыд, когда тренер в очередной раз её наказал и оставил плавать в одиночестве, утонула в школьном бассейне.

Голоса пещерных стен

В глубокой узкой пещере, надёжно укрытой от посторонних густо разросшимися кустами кизильника и струящимися по скале лозами дикого винограда, было тепло и сухо. Хозяин пещеры, — покрытое серой шерстью существо с непропорционально длинными конечностями и лицом, отдалённо похожим на человеческое, — сидел возле небольшого подземного озерца в глубине своего жилища и, неловко зачерпывая воду скрюченной ладонью, поливал крупную кость, пытаясь отмыть её от подтёков застывшей крови.

Кость эта принадлежала заезжему торговцу, решившему то ли по глупости, то ли по неопытности срезать путь в деревню через старую горную тропу. Его не остановила ни надпись на деревянной дощечке: «Прахот васприсщон», выцарапанная, как полагали жители деревни, рукой частенько выпивающего егеря Семёна, ни заваленная буреломом дорожка, ни предупреждающий крик существа — такой, от которого стынут жилы, а сердце начинается колотиться, как в припадке.

Позволить обнаружить логово существо не могло, уж тем более кому-то, не относящемуся к доверчивым и суеверным деревенским жителям. Потому и пришлось ему, хоть и с неохотой, избавиться от незваного гостя.

Торговец перестал кричать только в тот момент, когда хозяин пещеры, на секунду отвлекшись, вместо того чтобы продолжить