в ней у костра и уснул. А тогда, как он вечером не появился, всех на уши подняли. Видишь эти следы? — Матвей задрал рубашку. Весь живот его был исполосован страшными рубцами. — Отец меня толкнул на угли. В наказание, что не уследил за братом. Я сознание тогда потерял… А ночью за мной пришёл дрековак. Разломал забор, загрыз двух сторожевых собак, выбил окно на втором этаже… Притащил, как тебя, сюда. — Мальчик обвёл взглядом свод пещеры. — И вылечил. Ему, правда, помогали Женька с Марусей… Но обучал-то их всему он: и как жар унять, и как рану промыть… Я в бреду полночи кричал, наверное, а потом уснул. Утром полегче стало, конечно, и я смог поделиться с ребятами своей бедой. А они со мной — своими. Женька рассказывал, что они между собой друг друга называют «голоса пещерных стен». Потому как чего только эти стены не слышали, но рассказать за них только мы можем…

Матвей замолчал. Поразмыслив над его словами, Лида недоверчиво нахмурилась:

— Врёшь ты всё. Разыграть меня захотели? Это потому, что я приезжая? Вы, деревенские, может, и верите в сказки, — девочка, успокоившись, села и горделиво вздёрнула подбородок. — А я всю жизнь в городе прожила.

Матвей хохотнул:

— «Всю жизнь» — это сколько, лет десять?

— Мне одиннадцать! — возмутилась Лида. — И я знаю, что не существует всяких чудищ. Дрековак ваш — не живой. Специально для детей выдуманный, чтобы те слушались!

— Даже если и выдуманный, — склонил голову Матвей, — с чего ты взяла, что он не может быть живым? А ещё знаешь, что? Его считают «вором детей». А ведь вокруг все воруют! Кто-то — вещи, кто-то — детей, а кто-то — детство. Так что я думаю, что детям дрековак помогает, а похищает лишь боль из их воспоминаний. Потому что я вот, к примеру, ничего хорошего в жизни не видел, и точно знаю это. Помню все свои мучения, будто вчера произошли! — мальчик ткнул пальцем в живот. — Но вот боли больше не чувствую. И ты со временем перестанешь.

— А я и не чувствовала её! — Лида выпрямилась, всем видом стараясь показать храбрость, но затравленный взгляд её говорил об обратном. — У меня семья — не как у вас! Меня любят!

— А почему из города в деревню отправили тогда?

— П-п-просто… — девочка запнулась и отвела взгляд в сторону. — Просто так будет л-лучше. Маме одной плохо живётся. Ей мужчина н-нужен. После того, как п-папа ушёл, она пить начала сильно, курить… Чуть квартиру не сожгла. А потом познакомилась с дядей Валерой — он работал в булочной у дома: пёк хлеб, пироги, ватрушки. Дядя Валера ей помог ремонт сделать, всю зарплату в дом нёс, по вечерам они сериал смотрели в обнимку. Пару раз в гости к нам его мама — бабушка Наташа — приезжала, гостинцев с огорода привозила… Давно так хорошо и спокойно дома не было. И мне дядя Валера внимание уделял, подарками баловал: то куклу принесёт, то мороженого целый пакет, то торт огромный, с взбитыми сливками, бананами и клубникой — я такой в жизни не видела! Он подружиться со мной просто хотел, а я не так поняла его… — Лида помолчала немного, а затем нехотя продолжила, стараясь скрыть дрожь в голосе. — Недели д-две назад мама ушла в н-ночную смену на работу — она то-то-тоже в пекарню устроилась, на заготовки, — а я поела и села уроки делать. Дядя Валера мне с ма-ма-ма-тематикой помогал, очень интересно п-примеры объяснял. Всё восхищался, что я на-налету схватываю, и в-волосы мне расчёсывал, по плечам глади-дил, спине… А потом… — оборвав себя на полуслове, девочка закрыла лицо руками.

Матвей невольно сжал кулаки, ожидая продолжение истории. В горле стоял горький комок, и мальчик пожалел, что дрековак не забрал Лиду раньше, прямо из квартиры. Может быть, тогда вместо бабушки дрековаку достался дядя Валера, и это его голова украшала бы чей-нибудь забор.

Лида продолжила, не открывая лица. Голос её звучал глухо, словно из глубокого колодца, и равнодушно. Она и сама не замечала, как по мере повествования боль уходила из груди и, всасываясь в стены пещеры, укрепляла их.

— … Бо-боженька решил помочь: направил маму домой за за-за-забытой сумкой, и дядя Валера не успел ничего со мной сделать. Но мама и так всё п-поняла, я точно знаю, что поняла. По-посмотрела на меня так внимательно, словно мысли хотела прочесть, отвела в ванну, а сама пошла к дяде Валере. Не знаю, о чём они говорили, я только крики иногда слышала, и как дверь хлопнула. Вскоре мама ко мне снова зашла. Помогла вытереться, одеться. На кухне меня чай горячий ждал уже и булочка из пекарни, а я не могла даже кусочек этой булки проглотить, от одного вида тошнота начиналась… А потом вернулся дядя Валера. С двумя билетами на поезд. Я подумала, что мама хочет уехать от него со мной, но не понимала, как мы квартиру оставим. Потом уже поняла, — девочка горько рассмеялась, — когда мы на следующий день добрались до бабушки Наташи. Мама не квартиру собиралась оставить, а меня. Сказала, что в её возрасте тяжело найти любовь, и что мне лучше будет подальше от дяди Валеры, раз он себя сдерживать не может в моём присутствии, и что я, когда стану взрослой женщиной, пойму её. Сказала всё это, и ушла. Так мне и надо… Это я во всём виновата, я одна! Мама с дядей Валерой правильно сделали, что отправили меня. Я всё порчу только! И дяде Валере могла бы жизнь испортить, если бы вдруг болтать начала много.

— Это как? — возмутился Матвей, не в силах больше сохранять спокойствие. Он уже слышал истории и Жени, и Гены, и Маруськи. Знал и свою с Ванькой. Но Лидина оказалась хуже всех. В ней не было боли, она из неё состояла целиком. Из боли, жестокости и предательства.

— А т-т-так! — Лида вскочила на ноги. Лицо её было красным от стыда и перекошенным от злости, а искусанные губы кровоточили. — Так ба-бабушка Наташа с-сказала! А ещё, к-когда я вещи все свои ра-разложила, она отругала. Мол, раз та-такие пижамы н-ношу — с шортами и маечками, то знаю, на что и-и-иду. Мол, не хотела б-бы — надевала бы до горла ко-кофты, а не «хвостом перед мужчиной вертела». И д-добавила, что только тру-трудом из головы дурь в-в-выбить можно, и уж она-то меня т-точно исправит. А не буду с-слушаться — пригласит сына в гости втайне от мо-мо-моей мамы. И я