ломать гостю ноги, резко потянул их в разные стороны, и тем самым разорвал человека вдоль до самой грудины. После, хоть и случайного, но от этого не ставшего менее отвратительным, события пришлось отскребать от каменных стен не только кровь и куски плоти, но и детскую рвоту.

Местные, поутру обсуждая доносившиеся с гор вопли, посчитали, что в капкан угодил вепрь или другой какой зверь, и для успокоения совести отправили того самого егеря Семёна на разведку, наказав возвращаться только с добрыми новостями.

За несколько недель до этого дня в многодетной семье негласного главы деревни пропало двое ребятишек: сначала семилетний Ваня, а затем и его брат, двенадцатилетний Матвей, и как бы не молилась всевозможным богам их мать, домой мальчики не вернулись. Их пропажу приписали как раз вепрю, и теперь местные ликовали, ожидая торжество справедливости.

Семён, вооружившись для уверенности стареньким обрезом да охотничьим ножом, излазил подножье гор вдоль и поперёк, проверяя как ловушки вездесущих браконьеров, так и собственноручно расставленные капканы, и, ничего особенного не обнаружив, предпочёл оставить затею.

В глубину гор идти он не решился. Уж слишком правдоподобно звучала рассказанная бабушкой легенда про дрековака — страшного бессмертного монстра, выкрадывающего из сёл и деревень детей, поедающего их, и способного кричать так жутко, что даже обитающая в далёкой Шотландии банши позавидовала бы.

Хоть Семён не был ребёнком, даже случайной встречи с монстром не желал, и потому предпочитал соблюдать незримые границы, — как раз начинавшиеся там, где была вкопана в землю кривенькая дощечка с чьим-то безграмотным предупреждением. И на всякий случай попытался местных запугать, чтобы без дела в горы не ходили, вот и выдумал историю про сеющего ужас в окрестностях вепря, хотя сам знал точно: кабанов в лесах уже не было давным-давно.

Местные, уважающие хоть пьющего, но умного и рукастого Семёна, предостережения его услышали и приняли, — да и незачем им было ходить в горы: охотой никто не промышлял, собирательством тоже. А вот всех приезжих егерь предупредить не мог.

* * *

Небо затянуло тучами, и ранняя луна, изредка проглядывая из-за них, казалась бледной и размытой, словно нарисованной акварельными красками.

Дрековак, — а это был, конечно, он, — стукнул костью по устланному соломой полу и что-то недовольно промычал. Матвей, отложив подальше от потрескивающего костра испещрённые каракулями листы бумаги, оглянулся на монстра.

— Ты чего? Зачем кость мучаешь?

— Хочу табурет сделать, — буркнул дрековак.

— Не по-людски это, — вздохнул Матвей. — Торговец же человеком был. Не виноват, что сюда забрёл. Заслужил, чтоб хоть его скелет был по правилам похоронен.

— Виноват. По правилам он сюда не должон был заходить. — Монстр, наконец, дотёр ненавистные бурые разводы, и положил кость у входа в пещеру, чтобы обсушить. — Я для кого девреяшку писал?

— Не «девреяшку», а «деревяшку», — прыснул в кулак мальчик и, поднявшись с пола, отряхнул колени. — Да и предупреждение твоё даже мне понять трудно… Хотя это я и виноват. Всё хотел исправить, да забывал… Надо переделать, только вот краски больше нету.

— А ты кровью, — посоветовал дрековак. — Чтоб точно поняли. Вона она, в ведро слил всю.

— Ну тебя, — отмахнулся Матвей. — Вылей лучше, пока Ванька не увидел. Если вывернет его снова, я убирать не буду.

— Обожди, пока Гиена воротится. Ему сегодня выливать.

— «Гиена» — эта такая собака в Африке. — Матвей ткнул пальцем в прилепленную к стене карту. — Вот тут. А за порядок сегодня у нас Гена отвечает. Но он лишь к утру вернётся, я ему задание дал одно: хочу, чтобы песку набрал. А Маруське с Женей наказал бумаги ещё найти какой, газет старых, журналов или книг — они как раз собирались по дворам пошарить, пока народ гуляет. Сегодня же праздник большой в деревне, Пятидесятница. К чему это я… А! Вода у нас тут чистая, конечно, но я как-то по телевизору видел, что если её, к примеру, через песок пропустить… Ты чего?

Дрековак ощетинился. Припав к земле, он повёл носом, как дикий зверь, учуявший добычу, и утробно зарычал. Кожа на его лапах натянулась добела, и под ней стали видны искривлённые, поражённые болезнью суставы. Лицо мгновенно утратило человеческие черты, теперь представляя собой звериную морду со злобным оскалом острых и длинных, величиной почти с ладонь, зубов. Ещё минуту назад человекообразное и вполне разумное существо в мгновение стало порождением хтонических сил.

Матвей почувствовал, что кожа покрывается мурашками. Ранее ему не доводилось видеть, как дрековак принимает своё истинное обличие, и зрелище это оказалось не из приятных. Тяжело сглотнув, мальчик постарался побороть поднимающийся к горлу страх. Он несколько раз глубоко вдохнул и, приблизившись к монстру, коснулся того рукой.

— Ты кого-то услышал? Иди. Если надо — иди, я послежу за домом.

Как по команде дрековак сорвался с места и, не оглядываясь, бросился в гущу леса, утробно воя. Ветки хлестали его по морде, норовя вышибить глаза, а шипы кустарников раздирали кожу, но монстр не ощущал боли.

Его гнал зов. Зов, при котором все внутренности скручиваются в узел, кровь давит на уши, а на языке явственно ощущается мерзкий привкус горечи. Такая же горечь разливается глубоко внутри и, подобно желчи, разъедает душу, если та может существовать у монстра. Дрековак знал: чтобы хоть ненадолго утихомирить ощущения, нужно похитить ребёнка.

Матвей вычистил большую ржавую клетку, закреплённую у стены двумя массивными цепями, поставил в один из её углов ведёрко со свежей озёрной водой, мысленно сетуя, что не успел поэкспериментировать с песчаным фильтром, а рядом разместил заботливо завёрнутый в листья бутерброд с вяленым мясом.

Вернувшийся Ванька понял, что произойдёт вскоре, и с готовностью бросился помогать старшему брату. Матвей невесело усмехнулся: Ваня, давно мечтавший найти друзей, не проучился в первом классе и месяца, когда попал в эту пещеру, и теперь, жаждая общения, тянулся к каждому. И все обитающие здесь дети — Женька, Маруся, Гена, — отвечали мальчику взаимностью.

Дрековак вернулся под утро. В пасти его, окровавленной и почерневшей от грязи, была зажата худенькая смуглая девочка лет десяти. Судя по сорванному хриплому голосу, она отчаянно визжала всю дорогу. Разжав пасть, дрековак отпустил девочку на пол, а затем с силой толкнул в спину. Девочка, неловко споткнувшись о перекладину клетки, упала лицом вперёд, лишь чудом не ударившись головой.

Матвей с укором глянул на дрековака и еле слышно шепнул:

— Уходи.

Монстр остался на месте — то ли не услышал просьбу, то ли решил проигнорировать. На его всё ещё звериной морде блестели капли пота, а уголки рта были покрыты густой, с налипшим на ней