Сменив стреляющий борт, броненосцы теперь всего с двух миль обрушились на Хакодатеяму, сразу пристрелявшись и продолжая сближение. Поскольку японские укрепления размещались, как обычно, довольно плотно, под таким огнем они резко сдали. В редкие моменты, когда дым и пыль с вершины отгоняло ветром, в бинокли удавалось разглядеть, что часть их верхних укрытий снесло, часть обрушилась, мешая работать у пушек. А очень частый огонь многочисленных трехдюймовок, осыпавших шрапнелью обнажившиеся в результате этого орудийные дворики, достиг максимума эффективности. Скорость и точность стрельбы противника заметно снизились.

Небогатов приказал уменьшить ход до самого малого и полностью прекратить маневрирование, обеспечивая максимально комфортные условия для собственной стрельбы. Подойти ближе уже было нельзя. Не хватало угла вертикального наведения казематных пушек, чтобы закинуть снаряд на вершину горы, возвышавшуюся над водой более чем на триста метров.

Кренить корабли, как у Осакского залива, не хотелось. В данный момент никакого прикрытия рядом не было, а от японцев ждали любых сюрпризов, так что пускать воду в отсеки и по доброй воле расширять мертвую зону со стороны противника, одновременно сокращая простреливаемую с противоположного борта, просто опасались.

Вся артиллерия левых бортов обоих броненосцев била с максимальной частотой. Серая туча порохового дыма от постоянно рвущихся теперь строго над целью шрапнелей вытягивалась южным ветром в длинный язык, уходящий от развалин маяка на гребне горы к гавани порта. А под этой тучей неустанно вставали столбы разрывов фугасов. Пыль, вздымаемая ими и увлекаемая ветром, стекала по северному склону, расходясь в стороны и накрывая широким редеющим шлейфом не только порт, но и весь восточный угол залива.

Когда в десять часов утра броненосцы, не прекращая огня, вообще легли в дрейф менее чем в полутора милях к юго-западу от мыса Одана, ответный огонь с берега прекратился полностью. Несмотря на это «Николай» и «Наварин» продолжали перепахивать японские позиции, стреляя максимально точно.

Воспользовавшись отсутствием противодействия и своей полной неподвижностью, методично освобождали погреба от всей «некондиции». Более подходящий случай с толком израсходовать привезенные через всю страну уже снятые с вооружения крупнокалиберные боеприпасы мог и не представиться. Только когда над фортом встал огромный гриб мощного взрыва, вероятно, порохового погреба одной из батарей, стрельбу за-дробили.

В 10:25 транспортам, уже хорошо видимым на востоке и занявшим позицию в трех милях от берега напротив назначенного района высадки в устье речки Матсакура, приказали начинать. А броненосцы снова дали ход, сразу став ворочать на северо-восток, медленно огибая гору Хакодатеяму. При этом они еще больше приблизились к берегу, разглядывая его всего с восьми кабельтовых.

Внимание привлекла одинокая серая скала, торчавшая прямо в полосе прибоя примерно посередине между мысами Одана и Ташимачи. Ее треугольный контур резко выделялся на фоне зеленого склона за ней, испачканного поверху сползавшими от маяка шлейфами гари от разлетавшихся и взрывавшихся боеприпасов. Но бросалось в глаза не это. В самой скале с этого ракурса открылась словно прорубленная сводчатая арка сквозного грота, за мрачным зевом которого неестественно ярким пятном просматривался кусок все того же зеленого склона, чистого и светлого. Носившийся, казалось, уже абсолютно всюду, пороховой дым и гарь пожаров на форту обходили его стороной. Из-за чего выглядело все это огромным окном в другой мир.

Попутно хорошо рассмотрели и затонувшее судно, от которого прошли всего в полумиле. Когда-то это был небольшой двухмачтовый однотрубный товарный пароход примерно под тысячу тонн с белой надстройкой в середине корпуса. Бурые разводы на ее остатках еще не слились в сплошное ржавое пятно. Его корпус, переломившийся на две или даже три части, уже явно не подлежал восстановлению. За останками парохода прятались несколько джонок, теперь уже брошенных хозяевами и выкинутых волнами на мель, где они размахивали голыми мачтами в такт прибою.

Оба броненосца периодически обстреливали вершину горы из трехдюймовок, соблюдая очередность и бессистемность таких беспокоящих налетов. В 10:23, находясь против устья реки Камеда, с дистанции тридцать четыре кабельтова дали первый пристрелочный залп по бастионам Герекаку из носовых башен. Японцы ответили незамедлительно, но на этот раз мимо. До половины одиннадцатого, пока постепенно замедляясь, «Николай» и «Наварин» заняли артиллерийскую позицию в трех милях строго к югу от крепости и снова застопорили ход, развернувшись левым бортом, они так и не пристрелялись. В отличие от нас.

Это и не удивительно. Как быстро выяснилось, полноценно достать из крепости Герекаку досюда могли только пара крупнокалиберных гаубиц. Но они были слишком медлительны и успели выстрелить только по три-четыре раза. Потом их просто задавили огнем, как и все остальные пушки старой крепости. Через полчаса методичной бомбардировки, после серии сильных взрывов, поднявших массу обломков и пыли, с бастионов и из-за них совсем перестали стрелять. Попаданий в наши корабли не было.

После этого броненосцы периодически били только по Хакодатеяме у себя за кормой. Отправленные с них шлюпками небольшие отряды к этому времени уже соединились с передовыми колоннами, выдвинутыми от десанта для зачистки позиций форта Цугару. С ними поддерживалась светосигнальная связь. Они почти добрались до консульских кварталов, «врезанных»20 в восточный склон горы, легко узнаваемых по видимому издалека деревянному православному храму, построенному еще Иосифом Гошкевичем почти полсотни лет назад.

Пользуясь явным снижением накала боя и малым ходом, часть матросов, особенно из низов, от котлов и машин посменно выпустили на палубы продышаться после утренней «пробежки» на полном ходу. Щурясь от дневного света, они сразу цеплялись взглядом за купола церкви на склоне горы и судачили между собой, что де, по словам старослужащих, в Хакодате есть православные японцы, крещенные нашим русским батюшкой. Но молятся они за своего микадо, а значит, за победу Японии над Россией. По этому поводу возникали довольно противоречивые чувства. Одно дело бить японца – басурманина, и совсем другое японца – единоверца!

С самого начала дуэли фортов с броненосцами транспорты осторожно продвигались к намеченной точке высадки. Никто на них не знал наверняка, пригоден ли выбранный пляж для десантирования столь крупного соединения. Конечно, лоции, карты и все доступные атласы побережья пролива изучили, но по опыту Сасебо теперь знали, что лучше все проверить ногами.

Несмотря на явный перевес в силах в нашу пользу, обозначившийся с первых минут боя, тревога на десантных судах, по мере приближения к берегу, только нарастала. В начале одиннадцатого все три парохода были уже на исходных позициях в намеченном районе и медленно шли к берегу.