вырвалось из него перед лицом смерти, в миг, когда я победил его, когда поставил на колени перед собой — эти полные боли слова отпечатались в моей памяти.

Они осиротели и сестра заключила долговой контракт, чтобы дать ему время на Возвышение.

Реган осторожно уточнил:

— Что-то не так, старший?

Я глухо признал:

— Всё не так, — стиснув зубы, обдумал всё, спросил. — Что будет с убийцами?

Реган пожал плечами:

— Не знаю, — но поняв по моему взгляду, что такой ответ меня не устраивает, продолжил. — Теневики не сдаются живыми, но раз вы дали нам такой шанс, то допросы, тюрьма, пока всё решается и разбирается, пока из них вытягивают все подробности этого дела, а по итогу одна из Шахт. С их Возвышением они протянут там… Недолго. Год, может, два, может, и три, но вряд ли.

Я процедил:

— Ясно.

Уставился на эту Амму. Вот так встреча. Раздача долгов, верно?

Тряхнул головой.

Нет, я должен убедиться.

Приказал:

— Установи свой барьер, Реган.

Сам же очертил печать нового Указа. Ограничение Возвышения. Закалка. Третья звезда. Неподвижность. Истина. Запрет смерти.

Негромко приказал, больше для того, чтобы происходящее, отмена сна не стала неожиданностью для Регана:

— Очнись.

Вдох и Амма открыла глаза. Судорожно вдохнула, оценив меня и Регана, замерших над ней. Зажмурилась, крепко сомкнув веки. И…

Я участливо спросил:

— Ничего не выходит? Нечем сжечь сердце? Не получается коснуться духовной энергии?

Амма распахнула глаза:

— Что?! — сглотнула и невольно ответила, по привычке подчинясь давлению Указа и даже не осознавая этого. — Не выходит и не получается.

— Да и нужно ли это делать, когда на тебя больше не давит ни один из контрактов и Указов?

И это была правда. За миг до отмены сна я поглотил всю силу из всех украденных мной контрактов и Указов, заставляя их истлеть и выгореть, присоединиться к облаку таких же серых и тусклых выполненных печатей.

Амма несколько раз моргнула, по её щекам покатились слёзы.

Реган фыркнул:

— Поздно сожалеть, когда на твоих руках кровь стольких послушников и служителей Ордена. У тебя был выбор. Ты его сделала.

Я глухо заметил:

— Говорить о таком может только тот, кто сам носил на себе хотя бы один долговой контракт. Не хочешь испытать свою силу воли и стойкость, Реган?

Спиной почувствовал его удивлённый и колкий взгляд:

— Вы заступаетесь за неё, старший Римило?

— Ты верно понял, — я обернулся, взглянул глаза в глаза и повторил. — Заступаюсь. Я был долговым слугой и скрипел зубами, стирая их в порошок, но всё равно выполнял то, что мне приказывали. Я могу в чём-то упрекать эту женщину, ты — нет.

Реган выдержал мой взгляд, медленно покачал головой:

— Это ничего не значит. Контракты и Указы не являются оправданием для преступлений против Ордена.

Я отвернулся, снова перевёл взгляд на Амму, негромко сказал ей:

— Сейчас я назову тебе имя и хочу услышать, что ты мне ответишь. И это имя — Кирт.

Амма вздрогнула, сглотнула. Но всё так же молчала, хотя Истина начала пульсировать.

Я надавил:

— Отвечай, от этого ведь зависит твоя жизнь. Кто для тебя человек по имени Кирт?

— Брат.

Она замолчала, выдохнув этот короткий ответ. Молчал и я, всё так же ощущая на себе тяжёлый взгляд Регана.

Что делать дальше, было ясно. Для начала я не могу оставить её здесь. Неясно, где мне искать её спустя пару тысяч вдохов. Неясно, что вообще с ней тут произойдёт без меня. Слова Регана о наказании и допросе это одно, а лишившиеся товарищей орденцы это другое. Для кого-то из них ненависть может оказаться сильней долга. Для кого-то из них ненависть может оказаться единственно верным исполнением долга, истинным служением Ордену. Кто-то может посчитать занесённый меч и свой удар — защитой Ордена.

Один из символов исчез из моего Указа, я сам приказал:

— Вставай, Амма. Реган, убирай свой барьер и веди меня обратно к ложе комтуров, — ткнул в Амму. — Ты — следуй за нами. Нет, погоди. Где её кисет? Дай мне.

Сжав его в ладони, толкнул в него волну силы, ломая привязку. Амма даже не вздрогнула, хотя наверняка почувствовала боль.

Я же быстро проглядывал содержимое кисета. Дешёвый, малой вместимости, не соответствующий статусу Мастера десятой звезды, зато подходящий для не самого любимого и ценного слуги.

Немного алхимии, немного духовных камней, чуть артефактов, много оружия и чуть одежды, которая мне и нужна.

Реган прошипел:

— Не делай резких движений, убийца.

Я отвлёкся от кисета, сообщил:

— Она сейчас Закалка.

— Мне нет разницы.

Я принял этот ответ, бросил поднявшейся Амме свёрток одежды:

— Переоденься и сотри с себя кровь, — заметив, как поджал губы Реган, заметил. — Мы ведь не хотим вести её в крови по переходам Арены?

Реган смерил взглядом меня, затем ничуть не стесняющуюся нас Амму, покачал головой и, едва она переоделась, молча вырвал из плит флаг. Как всегда, на этом месте не осталось ни следа. Что-то вроде Опоры, только в исполнении мастера артефактов, который придал такое свойство флагу формации.

Удивляясь, о каких глупостях размышляю, я шёл за Реганом. Оборачиваться, чтобы проверить Амму, не было нужды. Я ощущал её так, словно неотрывно на неё глядел. Я видел каждую складку на её новом сером одеянии, видел каждую черту застывшего словно маска лица так, словно стоял перед ней и вглядывался в него. Видимо, вот сейчас я снова использовал во всю мощь новоприобретённые способности Предводителя Воинов.

Перед ложей комтуров снова стояли два служителя. Реган не удостоил их даже короткого взгляда, а вот наше появление в ложе встретили восемь внимательных взглядов.

Шандри встал и нахмурился:

— Вы вернулись? Уже всё, всех убийц поймали? Уверены?

Я не удержался и хмыкнул. Так же вслух.

— Старший, вы, кажется, не рады, что я управился так быстро?

Он покосился через плечо на Арену и признался:

— Да. Не думаю, что тебе будет приятно это наблюдать.

Спустя вдох я уже стоял рядом с ним и сам, своими глазами глядел на Арену.

Там никто не сражался, квадраты рингов были пусты.

Через миг над Ареной загремел чей-то голос, объясняя происходящее словно по заказу для тех, кто всё пропустил, бегая по муравейнику Арены.

— Итак, отборочный тур завершился. Впрочем, уверен, все, кто собрался сегодня на трибунах нашей Арены, поняли его