мог отвлечься, чему я мог «доверять», когда нуждался в эмоциональной разрядке. Чувствуя себя одиноким, неуверенным, тревожным или просто заскучав, я обращался к порнографии и мастурбировал, пока это не вошло в привычку и не превратилось в простой способ побыстрее заснуть. Я вспоминал о порнографии, когда хотел сбежать от мыслей о своей неправильности, — и, да, именно установку на собственную неправильность порнография и закрепляла в моей голове, установку, формировавшуюся в средней и старшей школе: я неправильный, потому что у меня неправильный пенис, ведь пенисы должны не только приносить удовольствие женщинам, но и быть достаточно большими, чтобы причинять им боль. Неправильный, потому что пенисы должны приносить женщинам множественные оргазмы и заставлять их кричать от наслаждения снова и снова, на протяжении нескольких часов. И, в конце концов, неправильный, потому что у меня было мало женщин (если вообще были), я не имел никакого реального опыта в сексе и, конечно, считал себя неполноценным мужчиной.

ПЕРВЫЙ РАЗ

В старшей школе, когда другие ученики начинали приобщаться к сексу, я хотел придерживаться своих духовных убеждений и держался от секса в стороне. Забавно, я говорю это так, будто имел возможность поступить иначе. Первые несколько лет я ее не имел. Многие мои друзья были христианами, которые следовали укорененной в обществе идее, что секс — это только вагинальный половой акт, а все остальное, и даже анальный секс, не запрещено. Это казалось мне странным.

Мне было около шестнадцати, когда я впервые занялся с девушкой тем, чем занимались другие парни — или, если начистоту, говорили, что занимаются, ведь всем известно: большая часть мальчишеских разговоров в этом возрасте — это смесь из вранья и преувеличений. Помню, мне было страшно, я нервничал, опасаясь, что она станет оценивать меня, что я кончу слишком рано, что не буду полноценным. Мы ехали на заднем сиденье автомобиля ее друзей, и она была на два года старше меня. Я не знал, почему понравился ей, но она была горячей и взрослой, и я не хотел все испортить. Мы возвращались с вечеринки, и она спросила, хочу ли я ее. Я шепотом ответил: «Эм-м-м… сейчас?! Наши друзья в полуметре от нас!» Все это наложилось на тот факт, что, несмотря на огромное количество просмотренных фотографий и видео о сексе, единственным моим партнером до сих пор являлась моя рука. И, да, с одной стороны, я боялся, но, с другой стороны, чувствовал себя крутым парнем, ведь если у нее получится, то у меня появится реальная история, которую я смогу рассказать другим парням, и тогда стану легендой.

Так что я поступил так, как привык поступать в момент нервозности и неуверенности, — приложил слишком много усилий. Я прикинулся крутым парнем и начал играть роль, действуя как герои сериалов и порнофильмов; я излучал уверенность, хотя на самом деле дико волновался. Я сказал «хорошо», она накинула на меня толстовку и приступила. Через тридцать секунд все закончилось. Я чувствовал себя королем и одновременно маленьким мальчиком, вышвырнутым из зоны комфорта. Мне было стыдно из-за того, что я так быстро кончил, я беспокоился оказаться в ее глазах лузером, слишком молодым и неспособным контролировать себя. Но, естественно, рассказывая потом эту историю друзьям, я пропускал последнее.

Я продолжал играть ту же роль на протяжении всего обучения в старшей школе и во время первых отношений в колледже, загоняя в подсознание сомнения, тревогу и неуверенность, связанные с сексом. Сейчас я мог бы заполнить книгу историями о своих странных отношениях с сексом и описаниями нелепых и болезненных событий, пережитых мною в старшей школе, но в процессе создания этой главы вдруг понял: большая часть моего травматического сексуального опыта до сих пор не проработана, а я даже не осознавал этого. Меня, как мужчину, учили, что мне не позволено чувствовать или выражать эмоции, связанные с сексом. Я имею право лишь хотеть секса, от наличия которого частично зависит мой социальный статус и ценность как мужчины.

Перенесемся в мой первый год в колледже. Мне было девятнадцать, и мы с подругой — назовем ее Софией — находились в прочных, но дисфункциональных отношениях. Она знала о моих убеждениях и нежелании вступать в вагинальный половой акт, но во время очередного «все, кроме» схватила мой пенис и вставила в себя. Я немедленно оттолкнул ее и спросил, какого черта она делает. Я не говорил раньше о своем согласии на это, мы не обсуждали, готовы ли к этому, — фактически, наоборот, я давал ей понять, что не готов. Она отмахнулась и снова забралась на меня со словами: «Давай, мы это уже почти сделали. Это мелочь».

В некотором смысле она была права. В глазах Бога, в моей вере… у нас уже был секс. Но это не означало, что я считал для себя нормальным двигаться дальше. Несмотря на мгновенную эмоциональную реакцию, голос в моей голове быстро отбросил эти эмоции и напомнил: настоящие мужчины должны всегда хотеть секса и мне следует радоваться тому, что он у меня в конце концов будет. И я отбросил сомнения — ведь мне все равно не с кем было поделиться этим. Что я сказал бы своему соседу по комнате, обычному парню? «Прикинь, моя подружка засунула мой член в себя, но я был не готов к сексу и теперь чувствую себя очень странно из-за этого». Он, как и остальные парни с параллели и из общаги, смеялся бы надо мной месяцами! Я не мог обсудить это и с Софией: я думал, что люблю ее, но она каким-то образом заставила меня чувствовать себя виноватым и неполноценным в тот момент. Она напомнила мне, как терпеливо ждала (шесть месяцев), и вновь надавила на больное: мол, мы все равно давно близки, так что это ничего не изменит. По сути, она сказала мне все то, что другие парни твердили всю мою жизнь: «собери яйца в кулак» и перестань быть девчонкой. Я совершенно уверен, что она произносила эти слова и в других ситуациях, возникавших между нами. Позже я осознал, что она манипулировала мной, используя этот момент и применяя тактики, при помощи которых мужчины манипулируют женщинами, удерживая их в абьюзивных отношениях. Как только я отдал ей свою девственность — вольно или невольно, — София поняла: я сделаю все, что она захочет, ведь я чувствительный парень, тряпка, и я останусь с ней, даже если обнаружу ее измены. И так оно и было. Дважды.

Эту историю неприятно рассказывать, но я знаю, что не один такой,