вид, то ли беспокойство, которое он засек в глазах пограничника, то ли еще что-то.

– И тигры и нарушители границы взяли отгул, – добавил Кацуба, – но это не страшно. Контрабандистов мы проконтролируем, а тигр, пока не сожрет телка, вряд ли куда сдвинется со своей лежки. Как минимум неделю будет грызть несчастные кости…

– Если бы только кости… Ладно, иди к тете Наде, она тебя роскошным харчо с бараниной угостит, из отряда нам продуктовый подарок прислали. Оказали помощь…

– Це дило, – Кацуба хлопнул ладонью о ладонь. – Вот бойцы, наверное, обрадовались?

В ответ Татарников неопределенно хмыкнул.

Следующий день полностью повторил предыдущий – ни одного следа, ни одной настораживающей зацепки, приграничная тайга была тиха. Но ощущение вчерашней тревоги не проходило.

Со стороны Китая приполз туман, принес с собою тепло, снег начал таять, Кацубе пришлось надеть неформенные резиновые сапоги.

Ожили птицы. Если вчера их не было слышно совсем, то сегодня они запели на все лады, а на поляне, недалеко от заставы, на вылезшей из-под снега сухой траве начали с шумом топтаться ошалевшие фазаны.

В воздухе запахло весной. Такое в здешних местах случается часто: природа обманывает саму себя. Но сколько она ни пыталась обмануть, так ни разу не обманула – все равно все возвращалось на круги своя.

Цезарь покосился на фазанов заинтересованно – готов был в любую секунду рвануться к ним и придушить пару птиц, но Кацуба придержал его:

– Не царское это дело, Цезарь, – и пес, сделав равнодушную морду, отвернулся в сторону: раз не царское это дело – значит, не царское…

Кацуба шел и думал о том, что неплохо бы заиметь в Покровке своего человека, который присматривал бы за Хватуном и при случае мог передать дежурному сообщение из двух или трех слов – больше не надо.

Но как добыть такого человека, вот вопрос. Для начала надо снова побывать в Покровке…

Вечером Кацуба появился в сельском шинке, взял сто граммов водки, воды из ведра, чтобы было чем запивать, налил в свободный стакан, взял кровяной домашней колбасы.

Пристроился на краешке длинного, плотно забитого народом стола, огляделся. Хватуна в шинке не было. Но не может такого быть, чтобы он не появился здесь – обязательно появится, не удержит себя.

Краем уха послушал разговор, который шел за столом. Ничего интересного – все обыденное, местное, даже о Тарасовке, атакованной тигром, не вспоминали, – кости перемывали только своим.

Неинтересно. Кацуба отпил немного китайской водки из стакана, потом достал нож-складень, привязанный к сыромятному ремешку, чтобы не потерялся, отрезал кусок колбасы, вяло разжевал.

Колбаса была невкусная. Если бы этот товар попал к тете Наде, вкуснее получилось бы в несколько раз, она бы приготовила настоящее объедение. Но нет, не повезло колбасе – попала она к криворукой кухарке в шинок.

– Отчего у гражданина начальника вид такой кислый? – неожиданно поинтересовался у Кацубы один из сидевших за столом, брыластый вислогубый мужик с густой седой челкой, косо сваливающейся на глаза.

– Каждому свое, – резонно отозвался на это Кацуба, – одним – кислый вид, другим сладкая улыбка.

– Ежели чего интересует тебя в Покровке – спрашивай, мы тут всех знаем, на любой вопрос ответить сумеем.

Кацуба подумал невольно, что компания эта принадлежит к той категории людей, которая умеет рождать и распространять слухи, поэтому любой его вопрос очень быстро станет известен половине Покровки, – поднял руку и отрицательно помотал ею.

– Чего? Брезгуешь? – вислоусый нахмурился. – Мы тебе чего, мордами не вышли, что ли? – Он принадлежал к той категории людей, которая очень любит задираться, чуть что – сразу же лезет в бутылку.

– Просто у меня нет вопросов, и только.

– Врешь, брезгуешь нами! – вислоусый повысил голос – завелся на ровном месте. – Чего строишь из себя генерала?

– Да не строю я, – отмахнулся от него Кацуба, – и даже не думаю…

– Смотри, не то в лоб… У нас разговор короткий.

Кацуба не удержался, раздвинул губы в улыбке.

– Я ведь из тех, кто и ответить может, – спокойно произнес он.

Вислоусый махнул перед своим лицом рукой, потом махнул второй рукой, сжатой в кулак, он словно бы собирался побоксировать с воздухом – Кацуба не допускал мысли, что этот буйный мужик будет боксировать с ним, – но вислоусый был настроен серьезно, предупредил натянутым, зазвеневшим от напряжения голосом:

– Смотри, командир, я не промахиваюсь.

– У меня есть приятель, который тоже никогда не промахивается, – Кацуба отодвинул в сторону полу бушлата. Из внутреннего кармана торчала рукоятка нагана. Рукоятка была видна хорошо.

Вислоухий протер кулаком глаза:

– Неужели сможешь стрельнуть?

Кацуба не стал отрицать этого.

– Если понадобится – запросто.

Вислоусый поджал нижнюю губу и отстал от Кацубы. Где же Хватун, где? Неужели эта чертова баба, женка его, не отпустила муженька в шинок? Да Хватун вроде из тех хитрозадых мужиков, которые кого угодно могут обвести вокруг пальца, не только собственную жену. А с другой стороны, Хватуниха может подмять под себя кого угодно, даже племенного жеребца. Кацуба отпил из стакана немного водки, поморщился: да-а, ханка на этот раз была более жесткой, чем в прошлый заход, и более вонючей – в нее словно бы скипидара добавили. Отрезал еще один кусок колбасы, разжевал без всякого удовольствия – у колбасы этой почти не было вкуса. Как у бумаги… Придет Хватун в шинок или не придет?

Хватун появился в задымленном неказистом зале через полчаса – угрюмый, с косолапой походкой, – видимо, поднаторел в косолапости, натягивая себе на ноги коровьи или свинячьи копыта, – Хватуна сопровождал один из его приятелей, которого Кацуба уже видел – лысый, с головой, плотно всаженной в плечи, без шеи, хриплоголосый. Войдя в шинок, Хватун вздернул голову, осмотрел людей и встретился взглядом с Кацубой.

Глаза у него разом сделались маленькими, жесткими, злыми, он сжал руки в кулаки, что-то сказал своему спутнику. Тот набычился, уперся крутым лбом в дымный воздух шинка.

Хватун, не сворачивая к шинкарю, твердым шагом направился к Кацубе.

– Не меня ли ждешь, погранец? – недобро двигая нижней челюстью, поинтересовался он.

– Я тебе чего, подчиненный, чтобы докладываться? И не скрипи зубами, Хватун, не страшно, – Кацуба приподнял стакан с ханкой, сделал пару глотков, откусил от колбасы немного – нож, чтобы отрезать край, доставать не стал.

– Все поймать меня мечтаешь… – Хватун выставил перед собой фигу. – Это вот видишь? – Повертел фигурой из стороны в сторону, поплевал на большой расплющенный палец, вылезающий из сжима двух других. – Не поймаешь, кишка у тебя, погранец, тонка. Понял?

– Поймаю или не поймаю – поглядим, – спокойно произнес Кацуба и вновь пригубил стакан с ханкой. На редкость дерьмовую водку подают сегодня в шинке, – хуже не бывает. Внутри у Кацубы все передернулось. На лицо же ничего не отразилось, как было лицо спокойным, так спокойным и продолжало оставаться. Только губы дрогнули в улыбке. – Бабки подбивать рано, – сказал он.

– Смотри, погранец, а то завалим тебя всем селом, – предупредил Хватун, – подкараулим где-нибудь в глухом углу и шарахнем. Кости в одну