ждала, чем окончится эта встреча. Если бы она могла растаять, испариться, стать тенью… но она не могла. Она ощущала неподвижное, тяжелое, яростное противостояние над своей головой. Демоны молча смотрели друг другу в глаза. Пратт уступил в молчаливом поединке.

– Оставь ее, – мрачно произнес он.

Махталеон же обхватил Тиир рукой и прижал к себе. Она не сопротивлялась.

– Уйди с дороги, – свободной рукой он взялся за рукоять меча. – Уйди, Пратт, или я убью тебя.

Пратт глухо отозвался в ответ:

– Давай! Убей меня! Убей всех в этом замке. Может, это избавит тебя от твоей хандры.

– Защищайся, – процедил сквозь зубы Махталеон.

– Я не стану этого делать. Ты мой Король, и я не подниму оружие против тебя.

Махталеон метнул на него бешеный взгляд, подхватил Тиир на руки и вышел с ней в темный прохладный коридор. Он быстро шагал по гладкому, отполированному за многие века полу, уже не оборачиваясь, унося с собой смотревшую через его плечо Тиир.

Пратт даже не проводил их взглядом. Он подошел к кровати, скинул на пол измятые покрывала, завалился в постель прямо в одежде и сапогах и почти сразу же захрапел. Солнце уже высокого стояло над горами.

Махталеон чувствовал, что за окном день, хотя солнечные лучи не проникали в спальню. Он смотрел в потолок измученными бессонницей глазами и чего-то ждал. Тиир лежала рядом, такая же неподвижная, как и прежде. Казалось, она спала.

«Возможно, ее здесь нет, только ее оболочка… – думал Махталеон, мысленно перебирая ее прохладные волосы. – Я бы покинул это тело, покинул бы это место, на ее месте я бы давно бежал», – он посмотрел на ее белое неподвижное лицо краем глаза и снова уставился в потолок.

Он стал опасен. Он стал опасен для нее. Он не сможет защитить ее от себя до тех пор, пока не научится противостоять первобытным диким инстинктам, которыми наполнила его душу Тьма. И ее никто не сможет защитить от него, потому что никто не осмелится пойти против него, а если и осмелится, то поплатится за это своей жизнью. Но хуже всего то, что он совсем ничего не помнит.

Он встал и долго ходил по комнате, смотрел на тлевшие угли в камине, пытался вспомнить хоть что-нибудь, и не мог. А вдруг его обманули? Вдруг Пратт обманул его? Напичкал чем-то этих несчастных фей, будь они неладны… Что, если он заставил Тиир обвинить в содеянном его, Махталеона… Заставил? Да нет, смешно. На ее плече все еще была его печать, Пратт не смог бы даже прикоснуться к ней без ее позволения. А ведь Тиир не позволила бы ему. Ведь нет… Смешно… Нелогично. Был очевиден только один ответ.

– Это был я, – глухо произнес он в пустоту.

Вернувшись в постель, он мельком взглянул на Тиир – ему показалось, что она стала дышать глубже, ровнее – видимо, вернулась из своих внекорпоральных путешествий, – и он снова уставился в потолок. Если бы у него сейчас были крылья, если бы были крылья!.. Он взмыл бы вверх, прорвался бы сквозь облака, задыхаясь от встречного ветра и ощущения абсолютной свободы, абсолютного счастья… Он бы долго сидел на выступе какой-нибудь невидимой для посторонних глаз скалы, а потом бросился бы вниз головой в черные воды Озера, да так, чтобы в брызги разбить это гладкое стекло, так, чтобы в ушах зашумело…

«Спать! – приказал он себе. – Спать. И ни о чем не думать. И чтобы без снов. Только тьма. Только тишина». Он закрыл глаза и начал медленно погружаться в сон, все глубже и глубже, и уже теряя связь с реальностью, с несвойственным ему трепетом он ощутил, как Тиир положила голову ему на грудь и обняла своей тонкой ручкой.

– Ты вернулся? – прошептала она сквозь сон.

– Да, маленькая. Я вернулся.

И подумал с тоской: «Кого она об этом спросила?..»

Ведьма. Эпизод тридцать четвертый

Солнце коснулось гор, когда его одинокая фигура покинула стены темного замка. Он отправился в места еще более темные, темные настолько, что название их не смели произносить даже жители Тьмы, и со временем оно было утеряно. Веками все живое страшилось и избегало этих скрытых в вечном тумане дорог. И дороги туда тоже были забыты. Воздух здесь был отравлен страхом, и даже отчаянные воины Тьмы, попав в эти места, сжимали крепче поводья и прикладывали два пальца к губам, молясь своим существующим и несуществующим богам. То была Цитадель самой Тьмы – место, где обитало древнее, всепоглощающее зло. Стоило попасть в эти края, и жизнь стремительно начинала покидать тело, словно кто-то тянул из него нити времени, сматывая их в огромный временной клубок.

Махталеон не боялся здешних мест. По тому, как его конь уверенно продвигался в плотном красноватом тумане, можно было предположить, что он неплохо знал дорогу, которую избрал его всадник.

Туман все сгущался, и конь уже не видел, а, возможно, и не чувствовал дороги под своими копытами, но продолжал, хоть и неуверенно, продвигаться вперед, не смея ослушаться своего седока.

Холодное дыхание гор затягивало путников в свои пещеры, но Махталеон настойчиво побуждал коня идти вперед.

Наконец, они остановились перед низким входом в пещеру, который скорее напоминал трещину в скале, нежели вход в убежище или чье-то жилище. Махталеон спешился и, оставив коня снаружи, сам протиснулся сквозь узкий вход и оказался внутри.

Из глубины пещеры потянуло леденящим холодом, и в памяти Махталеона, стоявшего у входа в древнее жилище, вдруг ожили картины из его детства: будучи ребенком, он не раз прятался здесь от гнева отца, и хозяйка пещеры, старейшая из пещерных ведьм, укрывала здесь маленького демона и развлекала его своими незамысловатыми колдовскими трюками. Она знала все, и поэтому имя ей было дано Истма-Ил.

Воспоминания вызвали улыбку на лице Махталеона. Он сделал шаг вперед и вошел в пещеру.

– Истма-Ил! – громко произнес он, но никто не ответил. Он прошел дальше вглубь пещеры и осмотрелся.

– Ты здесь, старая ведьма?

Позади раздался скрип и дребезжащий старческий голос ответил:

– Ты мог бы быть и поласковее со мной, мой мальчик!

Махталеон