Он заставил исчезнуть высокую тяжелую дверь и оказался в просторной темной комнате. Воздух здесь был тяжелый, пропитанный все тем же едким дымом. «Что за дрянь он курит?.. Где он только все это берет? И чем он напичкал фей, что от их крови в голове шумит и вспомнить ничего невозможно?» … И вдруг взгляд его приковал темный силуэт в проеме едва освещенного ночным светом окна. В темном неподвижном профиле он узнал ее.

– Тиир! – выдохнул он.

Она не обернулась и не пошевелилась.

Он подошел ближе.

Она смотрела куда-то вдаль, очень далеко, и взгляд ее был отчужденным и безразличным. Она смотрела сквозь открытое окно, сквозь лунный свет, сквозь ночную дымку, сквозь далекие верхушки елей, покрывавших узорным ковром склоны гор. Там, за этими горами, простирались ее родные земли, опустошенные и выжженные, а за ними – небольшое, но все еще живущее какой-то своей внутренней жизнью, обособленное и неприступное, древнее эльфийское государство.

Об этом ли она думала сейчас? Махталеон отмахнулся от возникшего перед его глазами образа эльфийского короля и от своих детских воспоминаний, как от назойливых мух.

Он стоял рядом с Тиир и не чувствовал ее – будто ее и вовсе не было рядом. Ни ненависти, ни обиды, ни страха, ни любви – от нее не исходило никаких эмоций. Пустота. Абсолютная пустота.

– Ты пойдешь со мной, – тихо, но повелительно произнес Махталеон.

Она чуть повернула лицо в его сторону, взглянула на него – лишь на какое-то мгновение – отчужденным, рассеянным взглядом – и не ответила. На ней было темное будничное платье, и из-под него виднелись босые ноги. Он коснулся ее плеча, она обернулась, и он вдруг отступил. Наверное, показалось… Он осторожно взял ее за подбородок и чуть повернул ее лицо к струящемуся из окна ночному свету. Она не отвела и не опустила глаза, но продолжала смотреть прямо перед собой, так же безразлично и отчужденно. Сквозь тяжелый голубоватый воздух он всматривался в ее лицо и не узнавал его. Глаза ее поблекли, ввалились и блестели неестественно и зловеще, на некогда белоснежной сияющей коже проступили страшные – даже для его привыкшего взгляда – иссиня-черные пятна, а губы стали сухими, потрескавшимися, со следами запекшейся крови – ее крови. Она отвернулась.

– Покажи!

Тиир не шевельнулась.

– Это он сделал? – тихо спросил Махталеон.

Уголки ее губ дернулись, будто желая изобразить улыбку, но так и застыли в этой странной гримасе. Он опустил глаза ниже и оцепенел. Вся шея Тиир была покрыта такими же иссиня-черными кровоподтеками и глубокими ранами от клыков и порезов, будто на нее напала стая оборотней или огромных крыс или будто какой-то безумец полосовал ее нежную кожу кинжалом. Он молча смотрел на нее, не находя слов.

– Пратт… – глухо произнес он. – Я убью его.

Внезапно она глухо и страшно рассмеялась в ответ, а затем спросила, чужим, глубоким, низким голосом:

– Зачем пришел? – не сам вопрос, а то, как она произнесла, нет, скорее пренебрежительно бросила ему под ноги эти слова, показалось ему оскорбительным, но он проглотил это.

Она наклонила набок голову и скрестила на груди руки. Он смотрел на ее пальцы. Какие у нее были пальцы! Тонкие, длинные, изящные…

– Ты пойдешь со мной, – повторил он, не находя больше слов.

– Я не пойду с тобой, – отозвалась она эхом.

– Ты пойдешь со мной, Тиир! Я твой Король! – обрушился он сверху. – Ты будешь подчиняться мне. Вы все будете подчиняться мне! – И вдруг осекся. Голос его прозвучал как будто со стороны и оглушил его.

Тиир устало отвела взгляд, вздохнула и посмотрела в окно.

Снова! Снова этот приступ непредсказуемой ярости! С каждой новой луной ему все сложнее контролировать себя. Этот нежданный недуг, постигший его! Эта плата за власть, данную ему Самой Великой Тьмой… Махталеон смотрел на ее обнаженные шею, плечи, руки, спину, и то, что он теперь видел, повергало его в такое смятение, что он едва мог дышать. Он видел, что все ее тело было избито, изранено, словно она долго падала с высокой лестницы и билась о каждую каменную ступень, а внизу ее поджидал мясник с недостаточно наточенным ножом, острие которого оставляло на теле рваные раны. Или это были все те же оборотни…

Махталеон резко выдохнул застоявшийся в легких воздух и почувствовал, как в висках застучала кровь, и какой-то комок подкатил к самому горлу. Он склонился к ней и осторожно провел пальцами по ее щеке.

– Это он? – тихо повторил Махталеон. – Это сделал Пратт?

Сердце его бешено билось в груди. Она молчала, безучастно смотря стеклянными глазами прямо перед собой.

– Говори!

Губы ее снова дрогнули. Он еще ближе склонился к ней и услышал, как она произнесла глухо, быстро и отрывисто:

– Хочешь, чтобы я сказала, что это был он, я скажу, что это был он. Но если ты тронешь его, то не получишь больше ничего. Совсем ничего. Я выпущу себе всю кровь, прежде чем ты снова придешь ко мне.

Он выпрямился и… вдруг что-то оборвалось у него внутри и стремительно полетело вниз, увлекая за собой его и все, что окружало его, и ему стало дурно.

«Я… Это был… я…»

Он с ужасом смотрел на то, как напряженно пульсировала артерия на ее тонкой, изящной, изуродованной свежими шрамами шее. Он пытался осознать произошедшее, и не мог этого сделать. Он бездействовал. Наконец, выйдя из оцепенения, охватившего его, он накрыл ее плечи каким-то попавшимся ему под руки, появившимся неизвестно откуда, легким покрывалом и тихо сказал:

– Идем. Идем со мной.

Неожиданно она метнулась прочь от него, в сторону открытой двери, в два счета перескочила широкую, заваленную покрывалами и подушками кровать, еще какие-то вещи, валявшиеся у нее на пути, и уже наверное вылетела бы из комнаты, и возможно, на этот раз ей и удалось бы сбежать, но в этот момент в дверном проеме появился Пратт. Она подняла на него глаза и невольно попятилась. Он молча сделал шаг вперед, не сводя с нее глаз, и медленно покачал головой, словно говоря ей: «не надо». Она снова отступила, потом еще и еще, и остановилась, почувствовав за своей спиной Махталеона. Путь к бегству был отрезан. Она стояла между двумя исполинами и