же то, что Вера обращалась к Максимилиану, было огромной редкостью, так получилось с начала, что разговоры в машине были вообще не приняты, и даже когда Адвокат был в хорошем настроении, то есть лицо его выражало лишь всегдашнюю вежливость, лишенную оттенка тоски, они с Верой почти не обменивались репликами. Они не ругались, не спорили и не обсуждали при Максимилиане свои дела.

Поэтому, когда однажды Максимилиан подъехал к желтому особняку и затормозил перед самым подъездом, для него оказалось большой неожиданностью, что из стоявшего недалеко синего фургончика с витиеватой флуоресцентной надписью «Гименей. Заказы к торжеству» вышли несколько мужчин в такой же синей, сочного цвета, форме, которые принялись деловито обтягивать серебристый капот розовыми и голубыми атласными лентами, отчего машина Веры стала вскорости походить на приторный, весь в ярком жирном креме, торт. На передний бампер усадили большую, со спутанными рыжими волосами куклу в кружевном платье. Максимилиан с нетерпением смотрел на двери подъезда, но в овальном стекле, забранном в фигурную решетку, лишь отражался правый бок автомобиля, изукрашенный до неузнаваемости гирляндами из живых, слегка потемневших на ледяном ветре гвоздик, и когда Максимилиан прищурился, устав от столь долгого выжидательного напряжения, отражение дрогнуло и начало медленно смещаться, и из дверей показался черный рукав адвокатского пальто. Держась за него, ослабело выскользнула на улицу Вера, делая маленькие шажки, едва переставляя ноги, обтянутые узкой длинной белой юбкой. Лицо ее, как всегда, было почти целиком скрыто под густой, теперь светлой вуалеткой. Она спустилась по лестнице и неуверенно замерла на месте, полуобернувшись назад, глядя туда, где стоял Адвокат; на его плече, казалось, медленно расплывалось темно-алое пятно, несколько капель стекли по груди, вниз, на обледенелый порог, а он преувеличенно тщательно, словно не замечая крови, пытался поплотнее прикрыть подъезд. Впрочем, вот он уже закончил возню с дверьми и направился вслед за своей невестой, и тогда только Максимилиан увидел, что черное пальто Адвоката украшено пурпурной розой, обронившей пару лепестков, сразу на морозе потерявшей свою свежесть. И тут, поняв, что не может долее оставаться на месте, Максимилиан выскочил из машины, обежал ее кругом и, едва не упав, поскользнувшись прямо перед Верой (от услужливости – решила она, от неловкого чувства болезненной пустоты, кажется, нечто подобное уже было с ним, наверное, в одном из недавних снов, – подумал Максимилиан), распахнул для них дверь.

К этому времени относится сон, приснившийся Максимилиану, и даже тогда, когда он открыл глаза и увидел свою маленькую комнату, наполненную знакомым утренним запахом влажной прохлады и чего-то сильно пережаренного, даже тогда он еще некоторое время лежал, укутавшись одеялом до самого подбородка, скрутившись, наподобие замерзшей гусеницы, и не мог пошевельнуться – вроде бы не от боли, не от ужаса, но только оттого, что не в силах был принять просачивавшуюся в него извне реальность – хотя бы в виде этих знакомых ароматов и морозного свечения за окном.

Максимилиану снилось, что он сидит в машине, в знакомом дворике возле желтого особняка, и ждет, когда же из дверей появится Вера и они снова помчатся по снежным улицам, самым запутанным маршрутом – к суду. Но Веры все нет. Максимилиан, устав ждать и начав подозревать что-то новое и неприятное, выходит из машины и направляется к подъезду. Оказавшись внутри, он понимает, что никогда здесь раньше не был и что не знает номер Вериной квартиры. Тогда он поднимается по лестнице на первый этаж и обнаруживает, что там вместо двух дверей квартир два услужливо открытых – точно в бесплодной попытке наконец-то зевнуть – решетчатых лифта. Но, нарушая все законы сновидений, будто бы внезапно осознав невозможность добраться в столь призрачном мире куда бы то ни было на лифте, Максимилиан идет на второй этаж, где его встречают все те же засасывающие лифты, однако и на этот раз они ничуть не побеждают Максимилиана, и он упорно движется вверх, пока наконец на третьем этаже, напротив одного, самого назойливого лифтового зева, не оказывается дверь, куда он начинает с силой стучать. И тут выясняется, что она не заперта, и Максимилиан входит в тесную угрюмую прихожую с висящим очень близко от двери громадным прямоугольным зеркалом, погасшим, как экран телевизора, и словно бы отказывающимся в таком выключенном состоянии что-либо отражать.

Делая большие шаги, чтобы не сильно наследить, Максимилиан направляется по коридору вглубь квартиры. Он заглядывает во всякую, попадающуюся ему по пути, комнату, сперва это ванная с запотевшим стеклом шкафчика, здесь кто-то только что был, но Максимилиан, как нарочно, опоздал, затем подобие кухни – все в чаду, на плите – массивная кастрюля, над которой звонко подпрыгивает крышка, клацая и подминая под себя мощные зеленые стебли некоего варящегося в ней растения, затем – почему-то – театральная гримерная, стены обвешаны портретами примадонн, на столике – толпа поблескивающих флаконов, под потолком топорщатся густо-черные перья. Последняя комната, в самом тупике коридора, оказывается кабинетом, за столом – таким длинным, что как бы перегораживающим помещение, – сидит Филин, глаза его полузакрыты, такое впечатление, что он так и заснул, оставив зрачкам небольшую щель между веками, чтобы они не окончательно бездействовали во время сна. Его маленькая морщинистая лапка лежит на тяжелом серебряном колокольчике. Максимилиан было решает покинуть кабинет и поискать Веру снова в предыдущих комнатах, но в этот момент Филин начинает беспокоиться и шевелиться, широко открыв глаза, он зычно кричит, так, что где-то за спиной Максимилиана прокатывается эхо, будто там, за ним – гигантский зрительный зал:

– Слово имеет наш дорогой гость Максимилиан Ответов! – И звон его колокольчика сливается с нервозным утренним будильником.

В церкви было людно, Максимилиан пошел было за Верой и Адвокатом, но его быстро оттеснили, ткнули в бок чем-то острым, затянули к колоннам, прижали к стене – так плотно, что даже через пальто он почувствовал холодный неприветливый камень. С удивлением он заметил, что одновременно проходит венчание нескольких пар, и когда наконец ему удалось подобраться к алтарю, увидел высокого худощавого священника с растрепанными светлыми волосами, быстро что-то читающего по пухлой потертой Библии, и пару молодоженов, смиренно застывших перед ним. Максимилиан придвинулся ближе, теперь он стоял немного вправо от алтаря и ясно различал узкое белое Верино платье и ее густую вуалетку, откинутую назад – наспех, кое-как, напоминающую нелепый пышный бант, словно бы украшающий ее стриженые волосы. Он сделал еще несколько шагов вперед и ясно остро ощутил, что перед ним не та Вера, которую он видел однажды ночью в машине, сейчас у нее было узкое смуглое