Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И только потом я изучил, что мне досталось с новым модулем. В активе у меня теперь было: набор более серьезных защитных заклинаний, оповещение на расстоянии всех подключенных к защите обитателей дома, возможность подключения реакции защитного заклинания на попытку взлома, возможность давать к изменению защиты допуск другому.
Давать допуск к изменению, разумеется, я не собирался, потому что тот же Олег мог так напортачить, что я потом не выправлю. Подключить же атакующие заклинания стоило. В идеале, разумеется, стазис, но я его пока не знал. А вот оглушение — очень даже возможно. В любом случае прямо сейчас я этим заниматься не буду, обдумаю в академии, а потом возьмусь за работу.
После разминки, за завтраком, я просмотрел новости, но все было спокойно: ни император, ни Живетьева пока не догадывались о неприятных сюрпризах, которые их ждут. Обидно — я хотел узнать об их реакции как можно скорее. Не писать же анонимки обоим? Это будет слишком подозрительно.
Пар у нас сегодня было только две, поэтому времени на перенастройку защиты у меня осталось прилично — в Полигон я сегодня решил не ездить, дать себе отдых перед завтрашним походом на Изнанку. И без того перенастройка охранной системы слишком много из меня вытянет.
Управился я до обеда: Песец предложил не улучшать защиту, а снести старую и на ее месте построить новую, пока участок закрыт Строительным туманом — все равно через него никто пробиться не может.
После обеда я раздумывал, чем бы заняться, и решил сделать рюкзачок для Таисии — без использования изнаночных материалов, но со всеми возможными улучшениями и фурнитурой. Кожу я как раз закупил, собираясь делать жилетку еще и для Шелагина-старшего, но заниматься ею сейчас не хотелось — отложил на вечер, тем более что осталось там не так много доделать.
Рюкзачок пришлось создавать с нуля, поэтому я чуть не пропустил время, когда следовало выезжать, настолько увлекся. Перед отъездом я всё же сыпанул вяленого мяса клювоголовой змеи персонально для Дашки, остальные обойдутся.
Приехал я последним, остальные меня уже ждали за накрытым столом, на который не поскупились. Но рожи у них при этом были странные — похоже, Федя провел работу и намекнул, что они поторопились. Разве что Лиза Ящикова пыталась строить глазки, но она этим занималась при любом удобном случае, оттачивая мастерство, с которым у нее было не очень: по стрельбе глазами зачет она бы ни у кого не получила, хотя и очень старалась.
Горшков, который ещё на первых соревнованиях сориентировался, взял поздравление в свои руки. Но проходило всё формально, народ просто хотел, чтобы я запомнил, что они со мной, тогда они могли рассчитывать на преференции от Шелагиных. Статус Коли для них был непонятен — по нему до сих пор не просочилась ни малейшей информации, поэтому одноклассники немного сомневались, не делают ли себе хуже, пытаясь сблизиться со мной.
Появление Зырянова все восприняли с облегчением. Сцена до отвращения напоминала прошлую.
— Илья? Неожиданно тебя здесь встретить, но очень вовремя это случилось. Хотел заехать к Дарье, а потом к тебе. Теперь можно и не заезжать. Разговор есть.
— Папа, это уже не смешно!
Отцовское вмешательство Дашку разозлило настолько, что она напрочь забыла о необходимости принимать красивые позы и стояла она сейчас, уперев руки в бока, как рыночная торговка. Впрочем, надо отметить, что это ей шло куда больше, чем нарочитая манерность.
— Какие шутки, Дарья? — картинно удивился Зырянов. — Дела родов нашего и Песцовых. Илья, пойдем быстренько переговорим.
Мы опять пошли на кухню, как и в прошлый раз, но Зырянову пришлось подождать, потому что мне пришлось ответить на звонок от Шелагина-младшего. Защиту от прослушивания я ставил так, чтобы наш разговор не слышал и Зырянов, а не только насторожившиеся одноклассники.
— Илья, все решилось, земли перешли к нам, а договор расторгнут, — сообщил Шелагин. — Единственная неприятность, что Николай полетит с нами. Мы его сразу передадим Живетьевым, еще в аэропорту.
Лететь вместе с человеком, который тебя планировал убить, — так себе удовольствие. Да даже если бы не планировал — Метка Николая постоянно наливалась такой концентрированной черной злобой, что сидеть рядом с ним будет настоящим испытанием. Говорит он одно, а чувствует при этом совершенно другое. Но говорить об этом при потенциально прослушиваемом телефоне не стоило.
— За ним нужен будет дополнительный присмотр, — лишь намекнул я. — Плюс он наверняка попытается воздействовать менталом, чтобы получить с вас хоть что-то. Моральных рамок там нет в принципе: он убил мать и хотел убить вас с Павлом Тимофеевичем. И не его вина, что ему не удалось этого сделать.
— Он будет с заблокированной магией на время полета.
— Даже с заблокированной магией можно использовать артефакты, — намекнул я.
— Проверим.
Хотелось намекнуть о возможном пространственном кармане у Николая — Живетьева относилась к нему достаточно хорошо, чтобы давать серьезные техники. Но, опять же, не по телефону же говорить о своих подозрениях? Поэтому я попрощался и пообещал приехать вовремя к отправке самолета.
— Илья… — прошипел Зырянов, стоило мне закончить разговор, — у меня такое чувство, что тебе десять лет и до тебя некоторые вещи просто не доходят.
— Это была даже не Дашина идея, а курсантов. Она не смогла отказать, — вяло огрызнулся я. — А я не мог ее подставить и не прийти.
— Смотрю, у них слишком много свободного времени. На первом курсе у курсантов должно быть только одно желание — доползти до кровати и уснуть. Намекну начальнику училища, что их недогружают.
Пока я отвечал на звонок и беседовал с Зыряновым, одноклассники потихоньку рассосались. Остались только Даша, Федя и Лиза, которая почему-то не теряла надежды, что хотя бы один выстрел прилетит в цель.
Пришлось их всех огорчить, заявив, что у меня появилось очень важное дело, и попрощаться. Зырянов увязался со мной, но я стоял как кремень в вопросах заключения нового договора. Так и сказал:
— Григорий Савельевич, вы ненадежный партнер. Договор разрываете, клиента шантажируете.
— Ты же прекрасно понимаешь, что я не использовал бы видео, — буркнул он. — Только постращать.
Но настаивать на дальнейшем разговоре он не стал, попрощался у подъезда и вернулся к дочери.