У меня два копья. Бросок! Попал! Удар пришелся чуть выше левой лапы, но это лишь слегка замедлило бег могучего зверя. Он вырвал зубами застрявшее древко и, хромая, бросился ко мне. Со всех сторон приближаются крики охотников, да только не успевают они, совсем не успевают.

— Твою мать! — прикусил я губу, поднял щит, выставил вперед копье и придавил его пятку ногой к земле. — Господи, помоги!

Рев огромного зверя, поток вони из его раскрытой пасти и взрыв дикой боли! Все это я почувствовал одновременно, а потом увидел перед собой ярко-голубое небо. Я оказался лежащим на спине, по лицу и груди течет горячая кровь, а в кулаке я сжимаю обломок копья. Левая рука бессильно откинута в сторону, а ее пальцы намертво вцепились в скобу щита. Лев серьезно ранен, из его груди торчит обломок древка, но он еще жив и очень зол. Зверь пролетел на несколько шагов вперед, когда сбил меня в прыжке, и уже повернулся, чтобы добить свою жертву. Он едва идет, но глаза сверкают такой ненавистью, что я тут же пришел в себя. И откуда только силы взялись? Я поднял щит и укрылся им сверху, как ребенок одеялом, прижав к земле изо всех сил.

— Господи! Господи! — шептал я трясущимися губами. — Спасибо, что книжки читал в детстве! Не помню, в какой из них так от льва прятались! Копи царя Соломона, кажется? Да плевать! Что за чушь лезет в голову? Я же сдохну сейчас!

Лев озадаченно взрыкнул и ударил когтями по щиту, затем попробовал перевернуть его, а потом его рев перешел в хрип, и он рухнул сверху, привалив меня своей тушей. Все это заняло какие-то считанные секунды, и я даже забыл, что из разодранной щеки и левого плеча течет кровь. Слабость, головокружение и боль — все это накатило одновременно, и я ушел в спасительную темноту.

А ведь я должен был предотвратить то, что вот-вот случится! Неужели все предрешено? Неужели судьба неумолима? — именно такая мысль промелькнула в моей многострадальной голове, прежде чем ее покинуло сознание.

* * *

Я открыл глаза и снова увидел перед собой ту самую девчонку из порта. Как ее… Феано! Да, Феано! Лихорадка, мучившая меня несколько дней подряд, отступила, и я выпил полчашки воды, что поднесла мне она. Видимо, Феано здесь и ночевала все эти дни. Вон, даже охапка тростника на полу лежит.

— Что тут у меня? — с трудом привстал я и полюбовался на след львиной лапы, который перечеркнул мое плечо и грудь.

Судя по тому, как горит лицо слева, он меня и там достал. Потрогал рукой висок. Вроде цел. Шлем защитил голову, но на щеке львиные когти оставил свою отметину. Красавчик я теперь, все девки мои. Морда почти зажила, я даже слегка улыбнуться могу, а вот плечо и грудь вздулись синюшно-багровыми полосами. Лев явно не слышал об асептике и ходил своими лапами прямо по грязной земле.

— Вам уже лучше, господин? — голос девчонки показался мне чарующей музыкой. Ну до чего же она хороша! Густая грива волос спадает до самой поясницы, и она перевязала их какой-то веревочкой, чтобы не мешалась. Я глаз не мог оторвать от прелестного овала лица и ярких чувственных губ. Бывает же такое.

— Да, мне лучше! — прохрипел я. — Ты как здесь оказалась?

— Хозяйка оставила меня на время, помочь с гостями, — сказала она, дисциплинированно опустив глаза в пол. Да, втянулась уже девка в рабскую жизнь.

— Попала в богатый дом, как мечтала? — усмехнулся я, а когда она изумленно вскинула брови, пояснил. — Купец Рапану мне все рассказал.

— Да, господин, попала, — скупо ответила она.

— На волю не хочешь? — спросил я ее. — Я могу выкупить тебя.

— А зачем? — криво усмехнулась Феано. — Кто меня ждет на воле той? И что я там делать буду? За бедняка замуж выйти и до самой смерти на клочке земли горбатиться? Или опять в рабство попасть, если ахейцы налетят? Так я и так уже в рабстве. Я сыта, крыша над головой есть, и заботиться ни о чем не нужно. Обо мне позаботятся. Знай только работай и угождай хозяйке. Не свободы себе хочу, а доброго господина.

— А царь Менелай где? — спросил я.

— У него дед на Крите умер, поехал наследство делить, — пояснила Феано. — Басилейя Хеленэ сейчас правит.

— Позови Гектора, — холодея, попросил я.

— Господин Гектор уехал, — ответила она. — Вот прямо вчера и уехал, когда увидел, что вам лучше стало. Царевич Парис сказал, что присмотрит за вами.

— Проклятье! — простонал я. — Он за мной присматривает или за царицей?

— Откуда вы знаете? — побледнела Феано. — Вы же в горячке валялись.

— Слух у меня хороший, — ответил я, и она потрясенно замолчала. — Позови Париса сюда. Прямо сейчас. Если нужно, с царицы его сними.

— Да что вы говорите такое! — Феано в испуге закрыла рот двумя руками, но потом фыркнула и, давясь от смеха, выскочила за дверь.

Парис пришел быстро, видимо, рога Менелаю он наставлял ночью, а не при свете дня. Выглядел он, как всегда, великолепно. Этакий Аполлон Бельведерский с обкусанными ногтями и, если бы не презрительная ухмылочка, не сходившая с его лица, — просто глаз не оторвать. Интересно, откуда эта ухмылка вообще взялась у бывшего пастушка, который вырос в убогой хижине.

— Не делай того, что задумал, — сказал я, откинувшись на камень стены. — Не нарушай законов гостеприимства. За это такая кара от богов придет, что вся Троя кровью заплачет.

— Ты это о чем? — напрягся Парис. — Тебе рабыня наболтала чего-то? Так я ей мигом язык отрежу.

— Рабыня тут ни при чем, — махнул я рукой. — Я видел, как ты на нее смотришь, и как она смотрит на тебя. Я узнал, что Гектор и Менелай уехали, а это значит, что вы с ней одни. Ты уже спал с ней?

— Тебя это не касается! — побагровел Парис.

— Еще как касается, — спокойно ответил я. — За такое святотатство на Трою вся Аххиява пойдет. Агамемнон — брат Менелая. Он разорит наши земли.

— Нет! Я с ней еще не спал. — Парис почти что выплюнул эти