Он повесил трубку. Телефон опять зазвонил.

— Две минуты, сэр, — сказал оператор.

— Меня сейчас вызовут из Москвы. Не прозевайте, пожалуйста. Это из газеты.

— Разумеется, сэр.

Кто вызывал, тот и платил. Бэзил соединил свой ноутбук с телефонным аппаратом и отправился под душ. Через минуту пришлось бежать, заворачиваясь в полотенце, к надрывавшемуся телефону.

— Стартуйте, — сказал Бэзил Москве. — Я посылаю факс с моего компьютера…

Он вызвал на экран файл, текст которого уходил в редакцию:

«Сингапурская биржа «Симэкс», где ежедневный объем сделок колеблется от 9 до 14,5 миллиардов долларов, с сегодняшнего дня оснащена системой автоматической синхронизации с Чикагской и Токийской биржами. Другими словами, сфера деятельности межнациональных корпораций в Юго-Восточной Азии теперь подкреплена «интернетовским каркасом». Таким образом, создана чуткая информационная система, подобная нервной системе человека, которая в непрерывном режиме реагирует на рыночную конъюнктуру. Символично, что первый сигнал, ушедший по новой информационной линии, был довольно тревожным. Звучал он так: «Свирепое нападение доллара на азиатские валюты». По старой биржевой традиции о вводе новой системы оповестили ударом в допотопный колокол. Возможно, что одновременно это было звоном и по надеждам тех, кто полагал, что ведущие центры финансового разбоя ещё не скоро доберутся до здешних мест…

Но все же «свирепое нападение» доллара, по крайней мере на сегодня, оказалось отбитым. Более того, судя по электронным табло в операционном зале «Симэкса», японская иена по-прежнему торжествует…»

Шеф информационного отдела, просмотрев заметку о бирже, сморщится: какие ещё электронные координации между биржами да торжество иены над долларом, когда собственная банковская система вроде рахитика?

Информацию о синхронной работе бирж подтвердила Барбара Чунг, когда Шемякин позвонил ей из аэропорта Чанги и сказал, что прилетел. «А у нас новость», — сообщила она. И рассказала, какая. Часом раньше, в самолете, Севастьянов выписав столбец цифр из финансового приложения к газете «Стрейтс таймс», принесенной стюардессой, вывел цифру ежегодного объема сделок и показал её Шемякину.

Кажется, Шлайн рассчитал правильно. Севастьянова подгонять не нужно.

— Я, знаете ли, почти не читаю финансовые приложения и соответствующие разделы в газетах, — признался Шемякин.

— Вот и напрасно, — сказал Севастьянов. — Главные новости как раз там.

Пока такси мчалось из аэропорта в город, Шемякин и набросал свою заметку.

С Барбарой Чунг Шемякин попал за один столик в переполненном зале клуба иностранных корреспондентов в бангкокской гостинице «Дусит Тхани». Это было вскоре после его возвращения из отпуска. Гигантский застекленный гриб над гостиницей — полыхающий огнями двадцать второй клубный этаж зависал над тремя транспортными уровнями проспекта короля Рамы Четвертого подобно неопознанному летающему объекту.

Пять старичков, четыре азиата и фаранг, то есть европеец, развалились в креслах за столом президиума. Между микрофонами стояли стаканы с пивом, отливавшие янтарем. Азиатские «божьи одуванчики» с пергаментными, слоновой кости лицами и англичанин с красной бородатой физиономией вспоминали бои с японцами, которые они вели в джунглях в сороковые годы. Названия холмов, на которых эти старички, тогда молодые парни, сидели в обороне, названия речушек, в которых они тонули, имена парашютистов, которые выбрасывались с самолетов, прилетавших из Дели, экзотические марки оружия более чем полувековой давности назывались легко и привычно.

— Если спросить имена их собственных внуков и правнуков, наверное, не вспомнят, а стародавняя ерунда засела в головах, будто вколоченная, сказала соседка Бэзила. Она с явной досадой сунула в сумочку крохотный магнитофон.

Старички бодро тарахтели на английском, материал шел густой, очерк о ветеранах мог получиться ошарашивающий. На полях блокнота Бэзил набросал три вопроса самому древнему, к которому он намеревался особо присохнуть в перерыве. Поэтому он слегка поморщился на реплику соседки, давая понять, что ему не до нее. Играющих в журналистику бездельниц хватало даже в клубе корреспондентов. Однако Бэзил нечаянно смахнул локтем со скатерти зажигалку соседки — за крохотным столиком ютились-то впятером — поэтому пришлось нашаривать вещицу на ковре под ногами, улыбаться, бормотать извинения…

— Я Бэзил Шемякин, — назвал он себя.

— А я Барбара Чунг…

Теперь жалеть о неловкости не приходилось. Это имя появлялось в сингапурской «Стрейтс таймс» под финансовыми колонками и экономическими обозрениями, всегда информативными и свежими. Женщина, которая их писала, одела в тот вечер красный жакет с позолоченными литыми пуговицами и буфами на плечах. Длинные волосы, отдающие рыжиной, она зачесала на затылок, обнажив уши с крупными серьгами — сероватые камни в золотых треугольных рамках. Такой же камень был в перстне на пальце. Выпуклый лоб, коротковатый нос и несколько увеличенный разрез глаз — видимо, после косметической операции — выдавали китаянку. Манера смотреть — вперед и вниз, изредка бросаемый, как бы ненароком, скользящий взгляд, в котором не было ни хитрости, ни враждебности, а только врожденная вежливость, подтверждали догадку.

Она протянула руку.

— Господин… господин…

Ладони так привычно легли одна в другую, что удивились оба.

— Шемякин. Бэзил Шемякин, — сказал он и принялся искать в кармашке кожаного переплета записной книжки визитную карточку.

— Вы, что же, ирландец? Независимый? Или ваша газета столь далеко, что я даже не слышала такого имени?

— Нет, мисс… Я правильно говорю?

— Вы правильно говорите.

— Да, мисс Чунг… То есть, нет, в том смысле, что я не ирландец. Я пишу на языке, на котором вы просто не умеете читать. А потому и газеты, для которой я работаю, определенно не знаете.

Барбара всмотрелась в визитную карточку.

— Вау! Да вы, наверное, мафиози!

— Должно быть, — сказал он. — А вы, стало быть, знаток содержимого чужих кошельков и закадычный друг многих крутых людей в этом районе Азии, верно?

— Зовите меня просто Барбарой, Бэзил.

Предложение означало переход на «ты», хотя английский язык не располагает средствами для такого перехода.

— Спасибо, конечно…

Перед ней ничего не стояло, но Бэзил не рискнул предложить что-нибудь, хотя официант вертелся рядом. «Профи» в клубе не угощали друг друга, каждый пил и ел на свои, а если кому случалось поставить коллеге бочкового или баночного, в ответ непременно следовало то же самое. Неписаное правило соблюдалось строго.

— Давно в этом городе, Бэзил?

Он попытался прикинуть, сколько ей лет, и решил, что около тридцати пяти. Но с китаянками или полукровками в этом отношении легко ошибиться.