несостыковки. Настоящая мать была бы старше и не узнала бы меня под чужой личиной. К тому же смертность от "синтетики" превышает девяносто пять процентов, и шансов выжить у моих родителей практически не было.

Несмотря на мелкие недочёты, куратор остался доволен. Он даже разрешил мне встретиться с оперативницей, так убедительно сыгравшую свою роль. Я пожал ей руку и похвалил за идеальный биогрим и тщательно подобранный тембр голоса. Я не злился – во мне вообще не осталось эмоций. Сдав экзамен, я превратился в винтик идеально смазанного механизма, в отточенное и смертоносное орудие Республики.

Отринув всё человеческое, я перестал быть человеком.

Я превратился в "дьявола".

Часть третья

Глава 24

Из леса на севере Ринейской провинции вышел человек в толстых очках, потёртой куртке и штанах, заправленных в высокие, заляпанные грязью сапоги. Хромая и чертыхаясь, он доковылял до ближайшего валуна, чтобы вытряхнуть залетевший в обувь острый камешек и заодно проверить штанины на наличие клещей.

Осматривая одежду и близоруко щурясь, он быстро "схватил" основные детали местности, сверившись по памяти с голограммами района прибытия. Порядок, он на точке. Артефакт не подвёл.

Кряхтя и матеря жару, гнус и пославшее сюда начальство, человек пересёк полянку и вышел на просёлочную дорогу. Сделал несколько шагов в одном направлении, остановился нерешительно, затем хлопнул себя по лбу и повернул обратно, в сторону небольшого хутора.

Глянув на часы, зашагал быстрее. Вечереет, скоро в воздух поднимутся полчища прятавшейся от жары мошкары. Очень голодной и агрессивной, не боящейся даже репеллентов. Впрочем, главное – не напороться на бандитов или полицию, которая увезёт в участок за нарушение комендантского часа. И хотя в тыловой глухомани нет ни первых, ни вторых, жителю разорённой, измученной ракетными ударами столицы было бы трудно свыкнуться с тем, что поздним вечером можно находиться вне дома.

Шлёпая себя по лицу и шее, человек дошёл до хутора и остановился возле калитки, позвав хозяев. Во дворе злобно взвыло местное подобие собаки. Спустя минуту из избы вышел старичок и, шикнув на "пса", неторопливо подошёл к гостю. В руках у него было предусмотрительно захваченное из дома ружьё – лишнее свидетельство того, что даже в этих местах случиться может всякое.

– Тебе чего, мил человек?

– Здравствуйте, – сконфуженно улыбнулся гость. – Я хотел бы у вас комнату снять на несколько дней… Ну, переночевать…

– А ты кто таков будешь? Что здесь делаешь?

– Я… сейчас… – спохватился человек. – Командировали, из Такрана. Вот, одну минутку…

Сдёрнув с себя рюкзак, он начал суетливо ворошить содержимое, роняя на землю бумажки и мелкие вещи. Поняв, что неуклюжий приезжий не представляет опасности, старик заметно расслабился. Он не знал, что гостю было нужно именно это.

– Пожалуйста, мои документы, – протянул он деду потёртую книжечку, другой рукой неловко поправляя очки.

Старик подслеповато всмотрелся в удостоверение, медленно, по слогам читая незнакомые слова:

– Им-перс-кий уни-вер-си-тет, ка-фед-ра бо-та… Тьфу, язык сломаешь. А это вот что тут написано – "ар-бо-рис-ти-ки"?

– Арбористика – это я. То есть не я, я – арборист, проще говоря – специалист по деревьям. Нер Хакан меня зовут.

– Хакан? Из северян, что ль? – прищурился дед.

– Да, да, прадед мой… А что?

– Не люблю я северных… С ильхорцами путались, жратву втридорога с ферм своих продавали. Ещё и рабов держат, ироды. А потом накрыло их ракетами и остались от ферм ихних одни головешки. Пошли теперь по миру с голыми задницами, и поделом! А Империя тоже хороша, только тогда про нас и вспомнила, когда без всего осталась. А мы – что? У нас-то, знамо, пшеничка не растёт, зато соя попёрла, на жаре такой. Городские от неё раньше нос воротили, а теперь вон за обе щеки кушают. И воды ей много не надо, что самое ценное. Золото, а не сорт!

Золото, золото. Знал бы ты ещё, из каких дальних далей оно на вас свалилось.

– Я понимаю… Вы правы… Антагонизм города и деревни… Нельзя, особенно сейчас… – заволновался, замахал руками гость.

Дед усмехнулся:

– Сам-то что тут делаешь, абарист?

– Я… Мне… В столицу сообщили, что есть подозрение на древесную чумку. Якобы в лесу видели… Меня прислали. Опасно, сами понимаете. Надо проверить. Я этим утром приехал, добирался с попутными. Потом сразу в лес, чтобы времени не терять. Увлёкся немного, смотрю – уже вечер…

– Чумка – это плохо, – помрачнел старик. – Особенно в засуху. Нашёл чего? А то ведь пол–леса загубит, окаянная!

– Нет, не нашёл. Сегодня не нашёл, завтра опять пойду. Мне бы заночевать у вас и поесть, если можно, очень проголодался с дороги. Вы не думайте, я заплачу!

– Ладно уж, не обеднеем, – махнул рукой дед. – Проходи, столица, располагайся. Заплатит он…

***

– Вот здесь жить будешь, – показал старик гостю просторную комнату. – Тут вон и стол есть, если написать что требуется. Как расположишься – можешь баньку принять, с дороги-то помыться – святое. Вода у нас своя, из колодца, не пересох пока, слава богу. Речка, опять же, рядом, хоть и обмелевшая, да и военные изредка цистерну подгонят, как-никак – продовольствием обеспечиваем. Я к чему – ты помойся-то нормально, не экономь, а то вас в Такране поди совсем замордовали. Ну а как всё закончишь – милости просим к столу. Новости расскажешь, про жизнь в столице. Старуха-то моя померла, сыновья оба в армии. Стоят где-то на Восточном фронте, письма шлют. Живы оба, тьфу–тьфу, за ракетницами погаными охотятся. Много у них полегло, но теперь, говорят, научились беречься. Ладно, заболтал я тебя совсем. Ты иди, мил человек, иди. После поговорим.

Гость осмотрелся, как осматривался уже много раз. Не здесь – дома, на симуляторах. Его определили в комнату старшего сына, с окном на внутренний двор. Лучше бы, конечно, попасть в комнату младшего, с окнами на дорогу и лес. Но как говорится, дарёному коню…

"Столичный учёный" снял запылённую одежду и аккуратно развесил в стареньком, скрипящем шкафу. Переоделся в предусмотрительно упакованный спортивный костюм, прихватил оставленное дедом полотенце и пошёл через двор в баню, где долго и с наслаждением мылся. Старик был прав – в измученном засухой Такране воду давали на час в сутки, а уж баня для столичного жителя являлась пределом мечтаний. Впрочем, для родившегося на Марсе она тоже была экзотикой…

Помывшись, гость сел за стол, где долго и путанно рассказывал деду последние новости, почерпнутые из доставленных на ту сторону газет и записей радиопередач. Главным было не увлечься и не брякнуть что-то из закрытых сводок, но гость