— Почему? — В ее голосе прозвучала такая боль, что Емельянов стал переминаться с ноги на ногу.

— Причина во мне. Ты хороший человек. Очень чистая, порядочная, прекрасная девушка. Ты обязательно станешь счастьем для какого-то достойного мужчины. Но я не для тебя. Я совсем не такой, как ты обо мне думаешь. И я не хочу испортить тебе жизнь. Я… плохой. И другим уже не стану. Поэтому будет правильно, если мы не будем больше встречаться.

— Это неправда! — Глаза Наташи были полны слез. — Ты хороший! Ты очень хороший!

Его передернуло, но он взял себя в руки. Сменил тон на более мягкий.

— Наташа, послушай. Запомни на будущее: если мужчина говорит, что он плохой, это так и есть. Это действительно правда. Нет такого, чему тебя учили, что все люди хорошие в глубине души. Это на самом деле не так. В мире есть очень плохие люди, и их ничего не изменит, не исправит. Они совершают плохие поступки и знают, что поступают плохо, но все равно продолжают так поступать. Поэтому тебе повезло, что ты не будешь со мной.

— Но ты хотя бы любил меня? — Губы ее дрожали совсем по-детски, и ему вдруг подумалось: откуда же они берутся, эти девушки, так и не сумевшие стать взрослыми? Почему их так воспитывают, зачем?

— Нет, — с нажимом произнес он, — я тебя не любил. Провел ночь — это не про любовь. Позвонил — это тоже не про любовь. Даже если бы я тебе позвонил, все равно это было бы не про любовь. А про то, что я хочу переспать с тобой еще раз, потому что больше не с кем. Но я так не смог. Поэтому честнее будет нам с тобой больше не видеться.

— Какой же ты… — В голосе Наташи прозвучало отчаяние.

— Прости, — Емельянов отвел глаза, — просто я решил поступить с тобой честно, чтобы ты встретила хорошего человека и была счастлива. А поступить честно — это не дать тебе связаться с таким, как я.

Развернувшись, она побежала прочь. До него донеслись отдаленные рыдания. Пожав плечами, Емельянов направился к выходу из киностудии, стараясь полностью выбросить девушку из головы.

С Пролетарского бульвара он поехал к себе. А затем установил наружное наблюдение за Никитой Баровым, отрядив для этого двух наиболее толковых оперов. Емельянов не знал точно зачем, но чувствовал, что это будет для него очень важно. А чутье редко подводило его.

Затем он позвонил Диме Мацкуру и назначил встречу на вечер. А уже потом, перед встречей, поехал в центр. Ноги сами принесли его к гостинице «Лондонская».

Он, показав на входе удостоверение, поднялся к номеру, где остановилась Эдит Утесова. Поначалу он хотел ее предупредить — но вот только о чем? Что мог сказать он о Никите Барове, какие доказательства предъявить? Ничего, кроме своей интуиции! Ничего, кроме того, что нюхом чувствовал — Баров негодяй и проходимец, он неспособен принести женщине ничего, кроме зла. Но ведь интуиция — это не доказательство. Поэтому, хорошо поразмыслив, опер решил вообще ничего не говорить.

Постучав, он вошел в номер. Там было полно людей, мелькали какие-то знакомые лица, похоже, артистки. Эдит Утесова была в красивом вечернем платье алого цвета. Она явно собиралась куда-то уходить. Емельянов обратил внимание, что у нее на пальцах и в ушах сверкают настоящие бриллианты.

Услышав вопрос о Кире Вайсман, Эдит заметно расстроилась:

— Да, я знаю про эту ужасную трагедию. Бедная Кирочка! Она мне очень нравилась. Была прекрасным специалистом в своем деле. А ее советы по макияжу были просто бесценны! Я до сих пор ими пользуюсь. Как такая жуткая трагедия могла произойти? Надеюсь, виновных найдут и накажут.

— Вы знали что-нибудь о ее близких друзьях?

— Нет конечно. Откуда? Я вообще мало что знала о ней. Мы ведь не были близкими подругами. Сейчас я не на гастролях, и даже не встречалась с ней в этот приезд в Одессу. Мне очень жаль, что я ничем не могу вам помочь, — вздохнула Эдит.

— Скажите, а актера Никиту Барова вы хорошо знаете?

— Конечно. Мы коллеги, и скоро будем сниматься в одном фильме. А что?

— Нет, ничего… — Емельянов смело выдержал ее взгляд, — просто…

— Просто — что? — Эдит внимательно смотрела на опера, и, видя, что он не собирается продолжать, доброжелательно улыбнулась: — Я вас слушаю!

— Нет, ничего. Все в порядке, — Константин тоже улыбнулся в ответ.

Емельянов вышел из «Лондонской», так и не понимая, правильно ли поступил, что не предупредил артистку, что Баров негодяй и прохвост, или неправильно.

Дима Мацкур уже ждал его в небольшом уютном кафе на Греческой.

— Что ты хочешь узнать на этот раз? — прямо спросил он.

— Эдит Утесова, — так же прямо ответил Емельянов.

— Ну, занесло тебя, брат! Ты знаешь, что ее отец настоящая знаменитость?

— Знаю, поэтому пришел к тебе. Расскажи-ка все мне. Просто все!

Дима выпил кофе и заговорил.

Слава Леонида Утесова, исполнителя знаменитых одесских хитов, была в самом разгаре. Но мало кто знал о том, что Леонид Утесов — псевдоним артиста. Настоящее имя знаменитости было Лейзер Вайсбейн.

Родился он в Треугольном переулке в Одессе и, когда ему исполнилось 12 лет, после конфликта в коммерческом училище с учителем математики сбежал с бродячим цирком.

После странствий и возвращения в Одессу он придумывает себе псевдоним, с которым завоевывает настоящую славу. Леонид Утесов много колесил по всей стране. Его репертуар значительно расширился: один из его бенефисов назывался «От трагедии до трапеции». Представление начиналось в восемь часов вечера и длилось до двух ночи. Сначала шла сцена у следователя из «Преступления и наказания» (Утесов в роли Раскольникова), потом — первый акт из оперетты «Прекрасная Елена» (Утесов пел Менелая), потом — скрипичное трио (Утесов — первая скрипка), потом пантомима, куплеты, комический рассказ, эксцентрический танец, романсы, пародии, жонглирование и полет на трапеции…

Особенно горячо Утесова принимала родная Одесса. В числе его верных поклонников был некоронованный король города Михаил Винницкий, более известный как Мишка Япончик. Вообще-то Миша по своим воровским законам должен был Утесова убить: тот позволил себе ударить кого-то из его ближайшего окружения. Но дело кончилось миром, да так, что Утесову позволено было в любое время захаживать в кафе «Фанкони» — что-то вроде штаба Япончика.

И Леонид Осипович этим пользовался. Однажды куплетист Лев Зингель пожаловался ему: фрак украден, не в чем выступать. Утесов кинулся в «Фанкони», а когда приехал обратно в театр, увидел ошарашенного Зингеля, утопающего в ворохе фраков — «мальчики» Мишки Япончика не смогли припомнить, какой именно они украли из театра, и привезли все восемнадцать. Когда же во время гражданской войны и безвластия жители Одессы, опасаясь грабежей, стали неохотно ходить в театр, Утесов снова обратился к Мишке Япончику. «Король» вник в проблему и велел написать на афишах: «Свободный ход по городу до 6 утра». Одесситы все поняли правильно и снова стали покупать билеты.