Вагнер прекрасно понимал, что расследование катастрофы «Чайковского» будет проводиться предельно тщательно, знал, что ему придется ответить на миллион вопросов и написать миллион докладов, однако искренне надеялся, что в эти «радостные заботы» он окунется лишь по возвращении на Землю. Увы, надежды не сбылись: как только включилась «Сирена» и появилась устойчивая видеосвязь с Землей, капитан Линкольн сразу попал на допрос, о котором коротко и в весьма осторожных выражениях рассказал кадету. И предупредил о Козицком – странном человеке, избегающем смотреть людям в глаза. Предупредил, что с ним нужно быть откровенным.

«Этот парень из тех, кто умеет докапываться до сути, – сказал тогда капитан. – Не ври ему, Павел, не ври даже в мелочах. Потому что если он тебя заподозрит, то вывернет наизнанку…»

И сейчас кадет смотрел на блеклого человечка с унылым лицом и думал, что без предупреждения Линкольна обязательно попался бы на удочку обманчивой внешности.

– Итак, во время столкновения вы находились в трюме? – равнодушно произнес блеклый, тщательно изучая что-то на столешнице. Что-то невидимое Вагнеру.

– Так точно, – подтвердил Павел.

– Почему?

– Потому что именно там находится рабочее место кадета. – Вагнер позволил себе улыбку. – Мы ведь нечто вроде груза.

– Трюм граничит с машинным отделением? – осведомился Козицкий, никак не среагировав на шутку.

– Так точно.

– Дверь между отсеками была заперта?

– Так точно.

– Вы могли ее открыть?

– При необходимости, – не стал скрывать Вагнер. – Я не понимаю, почему вы задаете эти вопросы, но хочу дополнительно сообщить, что сигнал об открытии двери, если бы я это сделал, немедленно поступил бы на терминал бортинженера.

– Двери контролируются компьютером?

– В обязательном порядке, – ответил Павел. – И у «Сирены» должна сохраниться запись, когда и кто их открывал.

– Все двери? – уточнил Козицкий.

– Любую из них на всем протяжении полета, – подтвердил кадет. – «Сирена» в обязательном порядке фиксирует все перемещения пассажиров и членов команды.

В действительности Козицкий уже просмотрел эти данные и не обнаружил в них ничего интересного. Но ему было важно знать, что, а главное, как расскажет о системе наблюдения Вагнер.

– Хорошо, кадет, я обязательно этим займусь, – произнес дознаватель, зачем-то снимая наручные часы. – Скажите, вы принимали участие в общем диалоге экипажа?

– Частично.

– Частично?

– Кадет не считается полноправным членом команды, как я уже сказал, мы – нечто среднее между грузом и пассажирами, – сообщил Павел. – Основной коммуникационный контур состоит из трех человек, кадеты вносятся в список, но нас можно отключить.

– Зачем это сделано?

– Затем, что во время полета может сложиться ситуация, о которой должны знать только полноправные члены команды.

– Вы согласны с таким положением? – быстро спросил Козицкий.

– Абсолютно согласен, – уверенным тоном ответил Вагнер. – Поднимаясь на борт, мы автоматически передаем свою жизнь в руки капитана и его людей и не должны мешать им делать свою работу.

– Прекрасные слова, кадет, – одобрил блеклый. – А теперь скажите, когда вас отключили от основного информационного контура?

– Сразу после того, как «Сирена» приказала всем вернуться в противоперегрузочные кресла.

– А чуть раньше была утеряна связь с Землей, – протянул Козицкий, перебирая браслет часов.

– Это не чрезвычайная ситуация, – объяснил кадет. – Во время полетов такое случается.

– Капитан выражал беспокойство по поводу утраты связи?

– Скорее, досаду.

– Досаду? – переспросил дознаватель.

– Диспетчер с «Надежды Илона» как раз рассказывал анекдот, и капитану не удалось услышать концовку.

– А что капитан Вавилов сказал по поводу приказа вернуться в кресла?

– Не знаю, – ответил Вагнер. – Меня сразу отключили от основного коммуникационного контура.

– Вас это не насторожило?

– Я решил, что наступил один из тех случаев, о которых я недавно говорил.

– Один из тех случаев, которые касаются только членов экипажа?

– Так точно.

– То есть вы предположили, что происходит нештатная ситуация? – с нажимом поинтересовался Козицкий.

– Так точно.

– Почему вы так предположили?

– Нештатные ситуации не редкость, – усмехнулся кадет. – Во время предыдущего полета «Сирена» трижды приказывала всем вернуться на места.

– И чем все закончилось?

– Мы спокойно достигли орбиты Земли.

– Ага…

Козицкий оборвал фразу так резко, что Павел испугался, не переборщил ли он с сарказмом, но через пару секунд разговор продолжился:

– Что произошло потом?

– Все было штатно, – ровно произнес кадет. – Я проверил пассажиров первой палубы, убедился, что все они застегнули противоперегрузочные коконы, и отправился в трюм.

– Почему вы не проверили вторую палубу?

– На второй палубе летели сотрудники, они приучены к порядку. А за туристами необходимо присматривать.

– Что потом?

– Я вернулся в трюм, забрался в кресло и… очнулся вместе со всеми.

Никакого другого ответа Козицкий не ждал.

Он повертел часы, положил их на стол, перевел взгляд на потертую папку, вздохнул и поинтересовался:

– Вы помните момент столкновения?

– Очень смутно, – ответил кадет после короткой паузы. – Полагаю, укол не успел подействовать должным образом, поэтому я обратил внимание, что клипер изрядно тряхнуло.

– И?

– Мне стало страшно, – признался Вагнер. – К счастью, я сразу же отключился.

– Ага…

Папка не сильно заинтересовала дознавателя, и он почти сразу перевел взгляд на лежащую справа от монитора авторучку. То ли Козицкий не знал, что спрашивать дальше, то ли намеренно тянул время, руководствуясь заранее составленным планом допроса, но он допустил паузу, и Павел ею воспользовался:

– Я могу задать вопрос?

– Разумеется, – дернул плечом дознаватель.

– Все, о чем мы говорили, можно посмотреть в архивах «Сирены», в чем смысл моей проверки?

– Записи не полны, – помолчав, ответил Козицкий и неожиданно посмотрел Вагнеру в глаза. Кадет вздрогнул, столкнувшись с ледяным взглядом серо-стальных глаз, но, к счастью, блеклый тут же вернулся к созерцанию авторучки. – Часть памяти «Сирены» повреждена.