– Бедный ты мой. Сейчас накрою и принесу. Отец-то спит давно, я тебя сейчас накормлю и тоже лягу.

– Спасибо, мам, – чмокнул ее в щеку Саня, а сам поспешил переодеваться и мыть руки, чтобы самому забрать поднос.

Если бы мама увидела Алису, вою было бы на весь дом. Она страшно боялась, что Саню окрутит какая-нибудь прошмандовка, вотрется в их семью, пропишется в квартиру, а уж дальше известно как бывает! А потому ревностно охраняла своего сына, считая каждую девицу, появляющуюся на их пороге, той самой злонамеренной прошмандовкой, и регулярно приводила ему на смотрины, тихих страшненьких очкастых мымр, работающих воспитателями в ее детском саду. Точнее, сад был государственным, но она им заведовала и считала собственной вотчиной.

Сане удалось перехватить у мамы поднос, и, пожелав ей спокойной ночи, он захлопнул перед носом родительницы дверь собственной комнаты.

– На вот, ложек две, а уж есть придется из одной тарелки, – ставя поднос на стол, шепотом пояснил Саня.

– А, пофигу. Главное, еда есть, я такая голодная! От матери-то я еще в восемь ушла, с тех пор и гуляю. О! Картошечка! – скидывая с себя тоненький жакетик и оставаясь в одном топике, радостно восклицала Алиса.

– Это что такое? – останавливая ее в сантиметре от вожделенной ложки, спросил Саня.

– Ничего, – резко отдернув руку, независимо заявила Алиса. – Тебя не касается.

– Нет уж, извини. – Саня смотрел на ее тоненькие бледные руки, на которых четко, словно нарисованные, запечатлелись две пятерни. Саня бесцеремонно повернул Алису к свету и разглядел на скуле под слоем грима свежий синяк. – Еще есть? – коротко спросил он.

– Нет.

– И кто это? Мать с хахалем или бывший?

– Тебе-то что? Сказано же, не твое дело, – вырывая руки, снова потянулась к ложке Алиса.

На этот раз Саня ее останавливать не стал, пусть трескает, но допрос продолжил:

– Он тебе хоть вещи вернул или сразу по шее?

– Сказала же, не твое дело, сама разберусь, – независимо заявила с набитым ртом Алиса.

– Это вряд ли, – невесело усмехнулся Саня, понимая, что в лице рыжей пигалицы обрел новые жизненные проблемы. – Ладно, сегодня я уже устал, завтра пойдем разбираться, – взвешенно оценив свои силы, решил Саня.

– Я сама во всем разберусь, ясно? – в очередной раз продемонстрировала вздорный, независимый характер Алиса. – И нечего лезть в мои дела.

– Да что вы говорите? Что же вы тогда делаете в моей квартире, мадам? – на этот раз уже откровенно насмешливо спросил Саня.

– А вот попрекать голодного человека хлебом, а бездомного кровом – низко, – не растерялась Алиса. На редкость нахальная и неблагодарная пигалица, заключил в очередной раз Саня, но без раздражения.

Они дружно доели селедку с картошкой, сидя перед теликом, потом Саня сбегал на кухню, принес бутылку квасу и два бублика, они съели и их.

– Уф, ну я и объелась! – отвалившись на спинку дивана, счастливо сообщила Алиса. – Если так каждый день трескать, через неделю я в двери не пролезу.

– Не рассчитывай задержаться здесь на неделю. Завтра же решим твои жилищные проблемы, и чао! Как говорится, желаю счастья в личной жизни.

– Завтра вряд ли выйдет их решить, – лениво зевая, заметила Алиса.

– В смысле?

– Ну, в прямом. Квартиру здесь на Большевиков Гришка снимает, договор на него заключен, а я так, вроде как в довесок. Платили, правда, поровну, но квартира все равно за ним значится. И потом, одной мне ее не потянуть, а с ним мы окончательно разбежались. Только вещи осталось забрать, – стараясь говорить как можно беззаботнее, сообщила Алиса.

– Очень интересно, – протянул Саня. – А из дома тебя, значит, попросили?

– Ну да. У матери на старости лет счастье наметилось в личной жизни, ей молодая вертихвостка в доме сейчас ни к чему. Это она так выразилась. Я бы сегодня у деда с братом в комнате переночевала, но Славке в ночную смену только на следующей неделе выходить, а раскладушки у нас нет.

– А кто он у тебя?

– Инженер вообще-то. Но сейчас на автозаводе работает, там платят хорошо. Он хочет денег подкопить и взять ипотеку, чтобы свалить наконец из нашего дурдома, – все больше зевая, пояснила Алиса.

– Так, с этим понятно. И где же ты тогда планируешь жить?

– Ну, хочу комнату снять. Мне на следующей неделе должны аванс в Центре заплатить, хватит за первый месяц рассчитаться и залог внести. Лучше бы поближе к институту, конечно, снять в центре или на Петроградке. Но там квартиры жуткие, комнат по двадцать, так что и не знаю, – клюя носом, размышляла Алиса.

– А с этим, с Гришкой твоим, у вас квартира до какого числа оплачена?

– Ну, до двадцать первого, а что? – пристраиваясь на Санину подушку, вяло ответила Алиса.

– А то, что сегодня только десятое. Платили вы за нее вместе?

– Слушай, давай спать, завтра поговорим, – отмахнула от него Алиса, – а сейчас я лучше в душ схожу, пока твои спят. – И она потянулась за рюкзаком.

– Сходишь, но попозже, – не пустил ее Саня. – Так вместе платили или как?

– Вместе. Пополам, – смиряясь с неизбежным, ответила Алиса.

– Вот! Значит, либо ты имеешь право дожить в квартире до двадцатого числа, либо пусть возвращает бабки!

– Ага, бежит и падает! – усмехнулась Алиса.

– А вот об этом не беспокойся, и упадет, и побежит, – заверил ее Саня, успокаиваясь. – Ну, чего сидишь? Топай в душ, я спать хочу.

Когда Алиса вернулась из душа, Саня уже готовился погрузиться в сладкий сон.

– Эй, ты чего все подушки под себя подмял? – услышал он над ухом ворчливый недовольный голос, и Алисина тонкая хваткая ручка решительно выдернула у него из-под головы подушку.

– Эй, полегче, ты тут на птичьих правах! – напомнил ей Саня, открывая глаз. – А это что? – ухватил он Алису за руку.

– Красивый, да? Дед вчера подарил. Он вчера пьяный был, но несильно. Вынул из кармана и говорит: вот тебе, внучка, это, говорит, перстень самого Григория Распутина, огромная ценность! Он, говорит, тому, кто его носит, счастье и удачу приносит. Я, говорит, великим актером не стал, так, может, тебе удача улыбнется. Береги, говорит, и своим внукам передай, – изображая интонацию и не совсем трезвый голос своего деда, поведала Алиса. – Дед у меня актер бывший. В молодости красавцем был, а вот таланта не хватило, короче, спился, как это часто бывает в актерской среде. Бабушка, пока жива была, еще держала его в узде, а после ее смерти он вообще с катушек съехал, пьет без просыпу, а напьется, давай свою молодость вспоминать. Отца профессора. Деда академика, квартиру шестикомнатную на Большой Конюшенной.

– А что, у тебя прадед и правда профессором был?

– Был. Только он еще до меня умер. Убили его. Зарезали прямо в квартире, представляешь? Чик по горлу и готово. А сестра деда тоже профессорша, видно, в отца своего пошла, а вообще они с ней почти не общаются.