— Мне нехорошо… Простите… Я пойду…

Не дожидаясь ответа, она вышла из гостиной и, с трудом переставляя ноги и хватая ртом воздух, кинулась вон из гостиной.

До вечера Маша была в «своей» комнате. Катя заходила к ней пару раз, чтобы принести молоко и тёплый плед. Маша старалась быть вежливой, но каждый раз вздрагивала, когда под тем или иным предлогом домоправительница касалась её или задавала простой вопрос. Её голос был тих и мягок, а сама она так пристально смотрела на Машу, словно хотела влезть в её голову. И это ещё больше сковывало и напрягало.

Маша никак не могла понять, как можно вот так спокойно вести себя, убив человека. Какие причины и мотивы руководили ею в момент хладнокровного удара. А в том, что домоправительница умеет владеть своими эмоциями, Маша не сомневалась. Все её охи и вздохи лишь для отвода глаз. Подобной выдержке можно было только позавидовать. За столько лет Катя сама стала членом семьи, переняв поведение и образ мыслей. А ведь она ей почти поверила, пока не нашла нож в её комнате. Вот поэтому Катя сейчас и кружит вокруг неё, потому что знает, что нож находится где-то рядом. Вон как поглядывает на брошенный чемодан. Может быть даже уже порылась в нём, пока Маша ходила в душ.

Никто из них даже не обмолвился о Хвошне и Жорже во время обеда. Словно Маша не рассказывала ничего, да и не слышала, а просто ударилась головой, и всё привиделось. Хорошо хоть психиатричку не вызвали…

А Катя хороша — заболтала, лапши на уши навесила… Какие там у бабки связи? Смешно, ей-Богу. Вот и Костя, судя по всему, не поверил Маше и, наверное, тоже считает чуточку свихнувшейся…

Костя пришёл ближе к шести часам. Маша пыталась отвлечься книгой, которую нашла в одном из ящиков трюмо. Совершенно бессмысленный женский роман. Ложь и надуманность в каждом слове — будто иллюстрация ко всему этому дому и его обитателям.

— Как ты? — под глазами у Кости залегли тени, и щёки тоже приобрели сероватый оттенок. Он присел на край кровати и посмотрел на Машу. Но ей показалось, что сквозь неё.

— Ты выглядишь усталым, — проговорила она, заметив, что губы еле её слушаются. Напряжение от вынужденного молчания давало о себе знать. Но Маша приказала себе заткнуться, что бы ни случилось, и как бы её не провоцировали. Завтра похороны. Отец Люськи, говорят, был плохим человеком… Впрочем, она и сама видела всё. Но тогда треть населения следует истребить. Тех, кто по пьяни не может контролировать свои действия. Ведь когда они с Костей встретили его в первый раз, он, конечно, был с похмелья, но никакой агрессивности не проявлял. Тогда почему Катя сделала это?! Он угрожал? Напал на неё? Почему же тогда не сознаться в самообороне? И этот нож…

— У тебя такое лицо, словно ты привидение увидела, — заметил Костя.

Маша вздрогнула.

— Не замёрзла? — Костя повернулся к окну. — Закрыть?

— Нет, всё хорошо, — сухо ответила Маша и поглубже зарылась в одеяло.

— Я не приду сегодня, ты ложись без меня, ладно? Мне нужно поработать. Не хочу тебе мешать. Ужин я распоряжусь подать тебе в комнату.

— Распорядишься? — Маша скривилась. — Я не хочу есть. Кусок в горло не лезет. Распорядись уж тогда, чтобы меня не беспокоили.

— Если тебя что-то раздражает, ты можешь закрыться изнутри, — удивился её тону Цапельский. — У тебя есть ключ?

Маша помотала головой.

— Он есть у Кати, — Костя положил свою ладонь на Машину руку и, склонившись, поцеловал её в висок. — Я сейчас схожу.

— Нет, — Маша привычно подалась навстречу, — я сама. И, если передумаешь, то приходи ко мне…

Костя облизал сухие губы:

— Тебе нужно отдохнуть.

Она не стала возражать.

Когда дверь за ним закрылась, Маша тут же вылезла из-под одеяла и присела на корточки около чемодана. Порывшись, достала косметичку, в которой, как она помнила, должны были оставаться какие-то деньги. Набралось чуть меньше полутора тысяч. Этого должно было хватить.

Она на цыпочках вышла в коридор и тихо прошмыгнула мимо комнаты Кости. Он сидел за столом перед экраном ноутбука. Перед ним лежали разложенные бумаги, которые он изучал, время от времени чиркая в них ручкой.

Маша зашла на кухню. Катя мыла посуду.

— Мне нужен ключ от комнаты.

— Ох, напугала, — Катя оперлась на раковину. — Да, конечно. Что-то ещё? Ты говори, не стесняйся. Мне тут немного осталось доделать, а потом можно ещё альбомы посмотреть. Знаешь, у Кости не очень много фотографий, но мне особенно нравятся те, где он с дедом, и…

Их взгляды пересеклись.

— Что это я? Заболталась совсем, — Катя сняла связку ключей и, немного повозившись, открепила и протянула один Маше. — Я ведь забыла вишню собрать, а болтаю про альбомы… Скоро темнеть начнёт, пойду, — Катя достала с полки плетёную корзинку с длинной лентой вместо ручки. — Вишня сама себя не соберёт.

Маша стояла с абсолютно каменным лицом.

Даже если всё как-то утрясётся со временем, когда они с Костей уедут и, может быть, будут ещё общаться, сможет Маша хранить эти тайны? Или ей тоже грозит опасность? От той же Кати, которая блестяще играет свою роль королевы в изгнании? А как иначе можно представить эту ситуацию? Костя — её кровный внук. Совсем скоро он станет владельцем чего-то там, то есть обеспеченным человеком, на плечи которого по любому ляжет благополучие его родственников. И Катя останется при них, вполне довольная своей жизнью рядом с внуком…

Катя не будет рисковать… Даже если считает, что права, и убийство было самозащитой… Тогда понятно, почему нож оказался зарытым в горшке с цветком. Но откуда тогда тот нож, про который говорил Хвошня?! Он опять помог ей?!

— Если захотите побыть на воздухе, приходите ко мне на задний двор, — предложила Катя.

— Я лучше полежу…

Маша не стала предлагать свою помощь, только смотрела, как Катя суетливо снимает фартук, накидывает ленту через голову, чтобы туесок оказался на уровне живота, и торопливо идёт ко входу. Выждав пару минут, Маша двинулась следом. Когда та скрылась за углом дома, Маша юркнула в дверь и понеслась в сторону пансионата.

Минут через десять Маша поймала себя на том, что идёт и бубнит себе под нос. Мысли вслух — так это называется.

— Кажется я понимаю, почему так невовремя случился этот пожар…

Осознание вспыхнуло яркой точкой и тут же разлилось по телу вязкой мучительной болью. Будто ей в глотку залили таз кипящего масла. Запекло даже в животе и груди. Маша вспомнила их встречу с Катей на мостике, то, как она сама показала ей окна номера в пансионате… Нет, невозможно было представить, чтобы Катя сама полезла на крышу. Кого-то попросила? Заставила? А вдруг этот кто-то имеет отношение и к убийству отца Люськи? Слава Богу, что хоть в отношении Аркадия Катя оказалась ни при чём. Но это было слабым утешением для Маши. Знать, что в Косте течёт кровь бабушки-убийцы и матери-наркоманки, знать и не иметь возможности что-то изменить…