— Мать решила, что нас связывает нечто большее, чем есть на самом деле, — произнес он в тот момент, когда она встала напротив. — Я понимаю, что дразню ее зверя и действую нелогично, но ничего не могу поделать с этим.

Ольга подошла к нему, смотрящему вдаль куда ближе, чем стояла перед этим, протянула руку и дотронулась до его темных волос, жестких и непослушных. Жест был интуитивным, что-то необъяснимое, неизведанное и, наверное, женское провело ее к нему.

— Оля, — произнес он имя так, как будто бы простонал и тем самым перевернул в ее душе что-то. — Не надо.

Мужчина у ее ног в противовес сказанному притянул ее к себе в резком и сильном жесте, обняв под коленями и уткнувшись в бедра лбом, а ей стало стыдно за свою женскую хитрость тире кокетливость. Она ведь все понимала. Теперь стало казаться, что всегда знала что-то такое, стоило только услышать слова Али, что сын Гоар не частый гость в родном доме.

— Ее проблема в том, что она не понимает, что ее сын давно вырос, а моя — в том, что я не умею и не хочу притворяться ребенком.

Ольга продолжала гладить его по волосам и слушать скупые признания, выдающие усталость и желание остановиться.

— Сегодня я почувствовал себя дома, больше чем когда бы то ни было.

Она ощущала прилив нежности к сильному человеку, который нашел в себе силы раскрыться перед ней, обнимал ее и смотрел в глаза, как не смотрел никто и никогда.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я не знаю твоего адреса, — говорил Тигран, глядя на нее снизу, улыбаясь одними глазами, когда произносил следующее, — а знал бы, то не смог бы отказаться от того, чтобы заявиться к тебе, чтобы потом нагрубить еще больше, только бы не видеть, как ты улыбаешься сыну и мне.

— Разве плохо, что есть место, где тебе просто рады?

В ответ он поднялся, перед этим отодвинув ее от себя. Это был знак, что все закончилось, потому что и отстранение было похоже на то, что он отталкивает ее, как уже было когда-то и как выходило по его словам о гипотетической и невинной чашечке кофе.

— Без ожидания того, что ты должен сделать или дать что-то?

Тигран поднялся, очертив руками по ее телу, а остановился только тогда, когда его ладони достигли ее щек, взяв в плен рук и горящих глаз.

— Плохо то, что я хочу этого, но не имею никакого права быть с тобой рядом после всего сказанного и сделанного мной.

Ольга не ответила ему не потому, что была удивлена, согласилась с его словами или потому что ей нечего было сказать на это. Она бы обязательно спросила у него почему она должна помнить плохое и что такого он сделал, что корит себя за это?

— Оля!

Она не сделала этого потому что Тигран поцеловал ее, сначала просто прикоснувшись к ее губам, как будто проверяя, а достаточно ли этого прикосновения, а потом с таким напором, страстью и желанием, что заставил вцепиться и прильнуть к нему, занял собою все, закружил и даже заглушил море грохочущее за ее спиной.



Ее губы ныли. Ольга чувствовала, что они еще красны от безумных поцелуев, подаренных ей в самом центре каменистого пляжа. Ее щеки горели, но вовсе не потому, что по их возвращению в Цовик на нее не смотрел только ленивый. Она помнила свое состояние и то, как еле ушла с заброшенного пляжа. Остановил ее не Макар. Он спал до самой деревни и проснулся только для того, чтобы сбегать до горшка, сделать несколько глотков воды и вновь забыться сном на прохладной подушке собственной спальни. Это сделал Тигран.

— Надо остановиться.

Он был прав, а вот Оля… Она смутилась собственному поведению. Сама просила не целовать ее накануне, и сама же забыла обо всем стоило этому случиться. Наверное, это она тоже предчувствовала, вот и…

— Тупица! — проговорила она, подставив лицо бьющей сверху воде, не переставая намыливать макушку сына. — Вот ведь тупица!

Макар проснулся насквозь мокрым. Ольга, почти закончившая приготовление полдника и того, что можно было взять с собой на пикник у озера, решила не терять времени даром, отправившись в душ вместе с ним. Купальник она так и не сняла, принимая душ вот уже второй раз за последние два с половиной часа.

— Тупица! — повторили за ней почти сразу же и так, словно давно знали это слово.

— Ну конечно же! — выдохнула она, пряча раздосадованную улыбку и присаживаясь у ног ребенка. — Это слово ты произнес быстрее, чем слово «единица».

Ребенок смотрел на нее и улыбался. Он ведь был молодцом, а вот мама была тем, кем назвала себя уже дважды. Что насчет «единицы», то Макар пока не понимал зачем надо давать названия похожим действиям, явлениям, предметам и даже цифрам.

— Тупица! — повторил Макар следом за ней, запуская руки в мыльные волосы и улыбаясь самой счастливой из всех своих улыбок.

— Может быть лакрица?

— Неть! — хохотало курносое создание, набирая пену на своих волосах и складывая ее на Ольгиных. — Тупица!

— Мокрица?

Ребенок мотал головой из стороны в сторону, повторяя частое: «Неть! Неть! Неть!»

— Тупица!

— Курица?

Оля не могла не улыбаться в ответ. Ее Макар был счастливым ребенком. Она постаралась сделать для этого все и продолжит делать это каждый день пока это будет зависеть от нее. Она не будетругать и запрещать, ведь как известно запреты слаще конфет, но пробовать перебить это слово не перестанет.

— Устррррица?

— Нет! — скакал вокруг нее, повторяя, расшалившийся голожопик. — Нет! Тупица! Нет!

Нет. Сыну понравилось именно это ругательство и лучшим вариантом было забыть о нем и не замечать. Жизнь сыграла шутку с трудом силившейся не расхохотаться Ольгой. Она каждый раз отдергивала забредающего в ее дом Артема на предмет бранных слов, а вышло так, что Макар подхватил «заразу» от нее. Оно не было самым страшным из имеющихся в словаре ругательств, но вот так ирония!

— Ты издеваешься надо мной?! — раздалось в просторной душевой грозно, разом оборвав происходящее в ней веселье.

Макар и Оля повернули головы к выходу в одновременном, даже кажется синхронном жесте.