— Я не знаю куда ты смотришь, Шерлок, — проговорила она, потянувшись к голой пятке Макара и пощекотав ее. — Но кругом одни женщины и больше, чем уверена, что они сейчас делают тоже самое.

Надо было видеть его лицо! Оля сначала прыснула от смеха, а потом зашлась в полноценном хохоте — Хамиев смутился.

— Я и не знала, что ты так умеешь, — сказала она, совершенно невоспитанно потыкав ему в лицо указательным пальчиком. — Я не расскажу об этом! Никому!

Макар присоединился к ней в ее веселье. Он всегда так делал, когда видел, как Ольга смеется над чем-то, но чаще, как уже говорилось раньше, бывало, наоборот. Оля хохотала над проделками сына.

— Испортила такую сцену, — проговорил Хамиев, неожиданно отобрав у нее веселье. — Я распекаю нерадивую жену за то, что она козыряет голым задом, а она вместо того, чтобы орать хохочет словно ненормальная!

Он притянул ее к себе за туже руку, все-таки проскользнул под платок горячими пальцами, прижимая ее к себе за талию, поцеловал долго и тягуче, перекрывая возмущение:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Вообще-то я не жена!

— Но думают то все иначе! — ответил он, выдохнул, как будто бы размыкая последние скрепы. — Олька!..

* * *

— Даже не скажешь ничего по поводу рубашки?

Оля, едва прикоснувшаяся губами к заросшей, дивно пахнущей щеке Хамиева провела по его груди ладонями и удивилась. Она как это было обычно здесь, в Цовике, собиралась прогуляться и зайти поесть в местный ресторан. Тигран, возвращаясь с ними с озерного пляжа, предложил зайти и составить компанию в вечерней прогулке. Ольга подозревала, что за этим предложением может крыться нечто большее, как вариант, очередное общественное признание и знакомство с матерью.

— Хочешь, чтобы я предложила тебе свою?

В своих мыслях она тяжело вздыхала, качала головой и даже ругалась, сетуя на то, что она девочка, воспитанная и из очень хорошей семьи, чтобы плюнуть на все, закрыться на все замки и двери, уложить Макара спать и снять с него это гавайское недоразумение, а потом и все остальное.

Исключительно из академического интереса.

Ей не взять в толк, как у мужчин может присутствовать и отсутствовать чувства вкуса одновременно. Кроссовки и джинсы у Тиграна были подобраны так как надо. Но «привет» от гавайцев вымораживал и ей очень хотелось узнать, что еще в его нынешнем облике сочетается с этим цветастым безобразием.

— У меня и нет ничего такого.

— Ты все шутишь, укротительница, — Тигран обнимал ее теперь и раскачивал в руках. — Неужели совсем все равно на то, как я выгляжу?

Обращение не понравилось Ольке. Она ушла от этого всего и призналась в родстве, чтобы угомонить его мнительность, а не подпитывать свою собственную.

— Эмм, — протянула она, закусив губу. — Не стану просить тебя снять ее сию же секунду.

— Отчего же?

Кажется, что он добивался от нее именно этого, вот только тон у этого парня был совсем не игривый (и слава Богу!) и это «царапнуло» Олю уже во второй раз. Первый был в том, что она должна была ему сказать что-то по поводу одежды.

— Нет, иначе мы не пойдем никуда.

Чтобы придать своему ответу большую глубину, окрас и фактурность Олька переступила с ноги на ногу, тем самым потеревшись о его бедра своими. Это был древний и очень универсальный жест, ясно дающий понять, что хочет тот, кто его предпринял.

— Только поэтому?

Оля повела плечами, продолжая разглядывать его, разгадывать и наслаждаться этой близостью.

Судя по тону, Тигран Хамиев был спокоен и равнодушен к ее манипуляциям, как курс золота к рублю.

Его мимика, руки и положение в пространстве повиновались ему, тому каким он старался предстать перед ней. Но кое-что все-таки выдавало истинное положение вещей — его дыхание, которое из более-менее размеренного вдруг выдало резкий (пусть и короткий) выдох, его глаза, которые потемнели еще больше и тут же метнулись к ее губам, чтобы через мгновение вновь смотреть в них; его руки, которые тут же сползли ей на ягодицы, смяли ткань тонкого цветастого платья и прижали к себе, к главному доказательству того, что Тиграну…

— Как звали твоего отца?

— Керим, — ответил он сразу и видно, что бездумно, явно не ожидая, что Олька спросит именно это.

Тиграну Керимовичу Хамиеву было далеко не наплевать на то, что делала с ним Оля. Доказательство не равнодушия упиралось ей в живот, давило и приятно пугало размерами, заставив вспыхнуть и заныть ту часть Оли, на которую она забивала последние года два. Она же отодвинулась от него, отчетливо осознав, что еще немножко и похе*** все к чертям, упустит и похоронит главный элемент всех отношений — ухаживания. Они уже развивались весьма странным образом и проходили через знаки внимания Макару.

— Тигр! — раздался сверху голос спускающегося сына. — Тигр!

Сын отвлек ее и на пару секунд заставил забыть о вновь проступившей тревоге — он не перебирал ступеньки, а скатывался по картонной горке, которую предложила сделать для него мать Тиграна.

— Кто тут у нас?!

Тигран не забыл о ней в мгновение ока. Его глаза осветились каким-то особым блеском стоило Макару позвать его. Он поцеловал Олю в щеку перед тем, как отвернуться и поймать сына прямо в руки.

— Хамиев, ты знаешь, что своим отношением к детям ты можешь пленить любую женщину? — спросила она, чувствуя, как по ней проносится предательский озноб, как будто уговаривающий замолчать и не воспоминать ни о чем.

Но она решилась и все же ступила на территорию «зла».

— Не любую, — улыбался он, глядя на ее радующегося карапуза. — Так я привязан только к вам.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍