«Моя участь, – продолжал он, – напрямую зависелаот них. Если я их оставлю, рано или поздно Старейший вынесет их на солнце, а я,не имеющий вековой крови, сгорю, как восковая свеча! Моя жизнь уже изменилась –теперь она окончится. Но Старейший не просил меня создать новую касту жрецов. Акашане просила основать новую религию. Она не говорила ни об алтарях, ни о культах.Об этом просил только обгоревший бог в северной роще, в варварских землях,посылая меня на юг, в Египет, на родину всех тайн».

«И как долго ты о них заботишься?»

«Более пятнадцати лет. Я потерял счет времени. Они никогдане двигаются и не произносят ни слова. Раненые, те, кто сгорел настолько, чтона исцеление их уйдут века, узнают, что я здесь. И приходят. Я стараюсьуничтожать их прежде, чем они смогут мысленно передать образ, подтверждающиймое присутствие здесь. Она не призывает этих сгоревших детей к себе, какпризывала меня! Если им удается меня одурачить или побороть, она уничтожает иходним движением – ты сама была тому свидетелем. Но тебя она вызвала, Пандора, ипротянула к тебе руку. Теперь нам известно, по какой причине. А я обошелся стобой так жестоко. Бестактно».

Он повернулся ко мне. В его голосе появилась нежность.

«Скажи мне, Пандора, – попросил он, – в томвидении о нашей свадьбе мы были молодыми или старыми? Ты была пятнадцатилетнейдевочкой, к которой я, возможно, стремился слишком рано, или зрелым расцветшимсозданием, как сейчас? И как, это счастливый союз? Мы подходим друг другу?»

Меня глубоко тронула горячая искренность его слов, страданияи мольба, стоявшие за ними.

«Мы были такими же, как сейчас, – сказала я, осторожноулыбаясь в ответ на его улыбку. – Ты был мужчиной в расцвете сил, навекизастывшим в таком состоянии. А я? Я – такой, как в эту минуту».

«Поверь мне, – ласково произнес он, – именно в этуночь я не стал бы говорить с тобой так резко, но у тебя будет еще стольконочей. Теперь тебя ничто не сможет убить – только солнце или огонь. Ничто втебе не увянет. Тебе предстоит открыть тысячу новых ощущений».

«А как же экстаз, когда я пила от нее? – спросилая. – Как же ее корни, ее страдания? Она никоим образом не считает себясвятыней?»

«А что такое святыня? – Он пожал плечами. – Скажимне. Что такое святыня? Разве ты видела в ее грезах святость?»

Я опустила голову. Ответа у меня не было.

«Конечно, это не Римская империя, – продолжалМариус. – Конечно, не храмы Августа Цезаря. Конечно, не культ Кибелы!Конечно, не культ огнепоклонников в Персии. Разве имя Изиды до сих пор свято, ибыло ли оно вообще когда-нибудь свято? Египетский Старейший, мой первый иединственный учитель, сказал, что Акаша придумала для своей цели истории обИзиде и Озирисе – чтобы придать своему культу поэтическую окраску. Я думаю, чтоона создала свой образ, основываясь на древних легендах. Демон, живущий в них,разрастается с созданием каждого нового потомка. Вероятно, все обстоит именнотак».

«Но какой-либо цели во всем этом нет?»

«Возможно, демон стремится больше узнать, – сказалон. – Больше видеть, полнее чувствовать посредством каждого носителя егокрови. Может быть, все дело в этом, и каждый из нас представляет собойкрошечную его частицу, перенося с собой его способности, а в ответ возвращаясобственные ощущения. Через нас он познает мир!

Вот что я тебе скажу. – Он сделал паузу и положил рукина стол. – Горящему во мне пламени все равно, невинна жертва или же этопреступник! Это пламя внутри меня испытывает жажду. Не каждую ночь, но часто!Оно молчит! Оно ничего не говорит моему сердцу об алтарях! Оно руководит мной,как всадник своим жеребцом на поле боя! Не жажда, но сам Мариус по вполнепонятным тебе причинам отделяет добро от зла согласно старым обычаям; алчная жежажда знакома с природой, но не с моралью».

«Я люблю тебя, Мариус, – тихо произнесла я. –По-настоящему из всех мужчин я любила только тебя и моего отца. Но сейчас ядолжна уйти, уйти одна».

«О чем ты говоришь? – поразился он. – Едва минулаполночь».

«Ты был очень терпелив, но сейчас мне нужно побыть наедине ссобой».

«Я пойду с тобой».

«Не пойдешь».

«Но нельзя же так просто бродить по Антиохии, совсем одной».

«Почему нельзя? Если я захочу, то могу услышать мыслисмертных. Только что мимо пронесли носилки. Рабы так пьяны, что лишь чудомудерживают ношу и не вываливают своего хозяина на дорогу, а сам он крепко спит.Я хочу погулять в одиночестве там, в темном городе, пройтись по мрачным,опасным закоулкам, по местам, куда даже… даже бог не может зайти».

«Это твоя месть, – сказал он. Я направилась к воротам,он пошел за мной. – Пандора, не уходи одна».

«Мариус, любовь моя, – сказала я, повернулась и взялаего за руку. – Это не месть. Слова, что ты произнес: „девушка“,„женщина“, – они ограничивали всю мою жизнь. Сейчас же я только хочу,ничего не боясь, зайти с голыми руками, с распущенными по спине волосами влюбой очаг опасности, куда захочу. Я все еще пьяна ее кровью, твоей кровью! То,что должно сиять, лишь мерцает и подрагивает. Я должна побыть одна, обдуматьтвои слова».

«Но ты должна вернуться до рассвета, задолго до рассвета. Тыдолжна остаться со мной внизу, в склепе. Нельзя просто лечь где-нибудь вкомнате. Туда проникнет смертоносный свет…»

Какой он заботливый, какой великолепный в своей ярости!

«Вернусь, – сказала я, – задолго до рассвета, апока что у меня разорвется сердце, если мы с этой самой минуты не скрепим нашиузы».

«Скрепим, – сказал он. – Пандора, ты сведешь меняс ума».

Он остановился у ворот.

«Дальше – ни шагу», – сказала я, уходя.

Я пошла вниз, к Антиохии. Ноги мои стали до того сильными,что я не замечала ни камешков, ни дорожной пыли; моим глазам, пронзавшим ночь,во всей своей полноте открылся тайный сговор сов и грызунов, вертевшихся средидеревьев, – они наблюдали за мной, а потом бежали прочь, как будтоинстинкты предостерегали их против меня.

Вскоре я вошла в собственно город. Думаю, решительности, скоторой я передвигалась от улочки к улочке, хватило бы, чтобы отпугнутьвсякого, кто намеревался меня побеспокоить. От темноты веяло трусостью, и онабыла наполнена эротическими ругательствами – отвратительными путанымиругательствами, какими мужчины забрасывают женщину, если вожделеют ее, некойстранной смесью угроз и пренебрежения.

Я чувствовала, как крепко спят в домах люди, слышалаболтовню стражников в бараках за Форумом.