История христиан-старообрядцев Поморского потомства Филиппова согласия

О филипповском согласии известно гораздо меньше, чем о поморском и федосеевском. Отчасти это объясняется большей закрытостью данного согласия, вытекающей из самого филипповского учения. В настоящее время филипповцев почти не осталось – на территории России это согласие представлено лишь несколькими общинами и, по приблизительным оценкам, составляет не более 200—300 человек. Однако некогда филипповское общество было весьма многочисленным. Представители его во множестве проживали в Архангельской, Олонецкой, Вятской, Владимирской и Ярославской губерниях, в Москве, Петербурге, Угличе, Кимрах, Одессе…

Основателем согласия «христиан соловецкого и старопоморского потомства» был старец Филипп (в миру Фотий Васильев; 1674—1742). Относительно его происхождения ничего не известно. Во время Северной войны, служа в стрелецком полку, Фотий, по словам Павла Любопытного, «ревнуя благочестию, оставил царскую службу и водворился в Выгореции; поправши там мир, носил в ней долговременно крест Христов»; «муж был благочестивый, строгой жизни и твердый буквалист».

На Выге Фотий принял крещение и начал новую жизнь. Поморская рукопись передает подробности его жизни в Выговском общежительстве: «Егда бяше он новоначальным послушником киновийским, прохождаше вся службы монастырския, овогда в хлебопекарне, иногда дрова сечаше и к келиям возяше, и прочия труды к послуге братии показоваше. И тако ему пребывающу и трудящуся не оставляше же и правила молитвеннаго, внимая чтению и пению с усердием, такожде и келейное свое правило по силе своей исправляше и соблюдаше»[152].

Усердно подвизаясь в Выговской киновии, Фотий решает принять иночество, на что, как ни странно, не решался ни один из выговских киновиархов – ни Андрей Денисов, ни Даниил Викулин, ни позднейшие руководители общежительства. «И по сем прииде сему Фотию желание еже пострищися во иноческий образ. И благоволением старейшинствующих тогда отцев пострижен быв того же монастыря иноком Давыдом. И наречено бе имя ему во иноцех Филипп. И егда вся сия совершишася, и яко закон иноческий обдержство имеет шестинедельный пост, под началом у отца духовнаго пребывати в молчании повелевается, на свет и на люди отнюдь не выходити. И тако ему у отца Давыда некое время под началом пребывшу, и 40 дневнаго поста содержати не восхоте, своевольно нача ходити и со всеми о всем разглагольствоваше»[153].

Со временем Филипп стал духовным отцом выговцев. Строгостью своей жизни и суровым благочестием он стяжал уважение среди насельников обители, так что после смерти Андрея Денисова его стали рассматривать как одного из претендентов на место настоятеля Выговского общежительства. Однако престарелый Даниил Викулин перед смертью благословил на настоятельство Семена Денисова. Филиппу же заметили: «Иноку не прилично о чести и степенях помышлять и их желать, а когда ты от всего того отрекся, то лучше думай о душе своей, и тех обещаниях, какие на себе принял». Тогда старец Филипп начал проявлять непослушание новоизбранному настоятелю, называя его «папой» как похитившего себе власть и духовную, и гражданскую. В связи с этим конфликтом Семен Денисов написал «Слово увещательно к творящим между единоверными раздоры и разгласия и церковный мир раздирающим». Из этого произведения явствует, что Денисов был готов даже пойти на крайний шаг и оставить настоятельство.

Однако Выговский собор, состоявшийся 14 сентября 1737 г., принял сторону Семена Денисова и осудил старца Филиппа. «И старец Филипп пред собором духовнаго правления отрицался», после чего оставил общежительство и вместе со своими сторонниками (до 50 человек) основал в 30 верстах от Надеждинского скита обитель на реке Умбе, «за мхами». Денисов с некоторыми братиями специально ездил к Филиппу для примирения, но возвратился ни с чем.

Поселившись в новой обители, старец Филипп со своими сторонниками образовал особое согласие, не сообщаясь с выговцами ни в молитве, ни в трапезе. Выговский историк Иван Филиппов так описывает жизнь филипповцев на Умбе: «И собирашеся к нему самые нищии, бездомовные, волочащии. У кого будет есть хлеб свой, поставляше малые хизины нужные, он же помогаше им. Кто к нему придет, не отсылаше, всяких принимаше по своей спасительной ревности. Овые пожившее и отхождаху от него, понеже житие скудное, самое нужное, пустынное. Кому бы и купить что или попросити, но не у кого и негде, что около и близ жителей не имелося. Аще кто со сторон что запасет, то и яст. Много бы к нему было с ним жителей и он не отсылаше никого, точию жить незачим и заводитися не у чего, понеже пашни никакой близ его не имелося. Но сами, видя его скудость и нужду и место неугодное, не могоша житии, отхождаху в суземок и кормящееся работою. Многие суземские со всех скитов к нему хождаху и грехи своя исповедающе, понеже о том скудость велия. Он же овых в свое согласие укрепляше, а овых и попущаше по их прошению и со всеми, и монастырскими, быти в согласии не отлучаше. На первой год сам по скитам зимой выезжал и ходил, и добывался, и соглашал к себе. А два года последнии не ездяше и летом не хождаше никуды или для опасения, или ради славы своих посылаше по скитам. И хождаше тайно, и поучаше, и нужды исправляше и прошаше»[154].

Опасения старца Филиппа были не напрасны. В царствование императрицы Анны Иоанновны (1730—1740) положение староверов еще более ухудшилось по сравнению с предыдущими царствованиями. И без того огромные налоги были удвоены и беспощадно выколачивались из народа. Началось повальное бегство староверов за границу. Однако правительство и там не оставляло староверов в покое. Так, например, в 1735 г. по именному повелению Анны Иоанновны пять армейских полков под командованием полковника Я. Г. Сытина окружили Ветковские слободы (в Польше) и насильно увели в Россию 14 000 человек, осуществив так называемую выгонку Ветки – одного из крупнейших духовных центров старообрядчества. Начальствовавший тогда на Ветке священноинок Иов был сослан в Иверский Валдайский монастырь, где и скончался. Погибли многие древние иконы и уникальное собрание книг Лаврентьевского монастыря. Теперь дошла очередь и до Выга…

В 1739 г. на Выг была отправлена особая следственная комиссия, возглавлавлявшаяся асессором О. Т. Квашниным-Самариным. Создание этой комиссии было вызвано доносом бывшего жителя Выговской обители Ивана Круглого, обвинявшего выговцев в немолении за царя и прочих «преступлениях» и «сшивавшего» на монастырь и скиты «многия клеветы». В связи с деятельностью комиссии Квашнина-Самарина произошел и окончательный разрыв между филипповцами и выговцами. Под давлением самаринской комиссии выговцы вынуждены были принять «моление за царя», поминать царствующую императрицу Анну Иоанновну по имени. Правда, в тексте тропаря Кресту будущий выговский киновиарх Мануил Петров заменил эпитеты «благочестивый» и «православный» на «державный», но это все-таки была серьезная уступка. Тем самым нарушался один из важнейших заветов соловецких отцов: «Великого государя имени в службах не поминать и Бога не молить». Филипповцы с подобным компромиссом не согласились и назвали выговцев «самарянами» (от имени Самарина).

Здесь нужно отметить, что отказ филипповцев, а впоследствии и отделившихся от них странников молиться за царя был связан совсем не с «антимонархическим протестом», как пытались представить дело некоторые исследователи, а с совершенно иными причинами. Еще в XIX в. профессор И. Ф. Нильский, опираясь на страннические тексты, показал, что «странники не признают существующей власти не по демократически-демагогическим стремлениям своим к анархии, к безначалию, не потому, чтобы им была ненавистна власть вообще сама по себе, но потому, что цари, по мнению сектантов, нечестивы, антихристы»[155]. Этот же смысл вложен в слова составленного, по-видимому, еще в конце XVII в. кондака «Соловецкаго монастыря преподобномучеником новым, пострадавшим за Христа» (глас 2):

Разумом на враги мужески вооружившеся,

И вся тех сети разрушисте,

И победу свыше приемше,

Земнаго царя не послушали есте,

И Никоново злое мудрование под ноги свои попрали есте,

И Владыце всех, Христу, Сыну Божию, молитеся,

Святии мученицы, всехвалнии,

Единомысленно вопиюще:

«Коль добро и красно, еже быти с Богом!»

Существование филипповской обители некоторое время удавалось скрывать от комиссии Самарина, однако в октябре 1742 г. в комиссию поступил донос одного «шунжанина». Подъячий, через которого поступил донос, «на выкуп чрез человека суземскаго прошал пять рублей», чтобы дело было замято, но старец Филипп, извещенный об этом, не предпринял никаких действий. Не стал он и бежать, хотя такая возможность у него была. В результате, в Филиппов скит незамедлительно прибыл карательный отряд, и когда солдаты начали рубить