Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С ростом духовного авторитета Преображенского кладбища росло и материальное благосостояние общины. Поскольку дети федосеевцев в соответствии с существовавшими в Российской империи законами почитались незаконнорожденными, то обычный порядок наследования был нарушен. Не имея возможности оставлять имущество своим близким, федосеевские купцы передавали все нажитое в общину, которая беспроцентно (а иногда даже и безвозвратно) ссужала деньги своим единоверцам.
В 1816 г. из-за выборов новых попечителей Преображенского кладбища на место умерших возник сильный внутренний раздор. Попечитель кладбища Грачев предложил трех новых попечителей, однако богатый прихожанин общины купец Лаврентий Осипов был недоволен предложением Грачева и предложил четырех других кандидатов. Община разделилась на две партии, каждая из которых поддерживала своих кандидатов. Дело тянулось четыре года, наконец, в него были вовлечены власти. Дошло до императора Александра I, который выразил «гневное» неудовольствие относительно раздора. Особенно же разгневали «просвещенного монарха» некоторые стороны федосеевского вероучения (безбрачие, немоление за царя и прочее). Всплыла и еще одна история. По доносу того же купца Осипова правительству стало известно, что на кладбище проживает без паспорта федосеевский начетчик Сергей Семенович Гнусин, написавший две картины, на которых изображен император Александр I с подписью «антихрист». Картины попали в руки следственных властей, однако автору удалось скрыться. В результате, история закончилась тем, что гражданские права кладбища были значительно урезаны.
С началом новых гонений при Николае I Преображенское кладбище продолжало оставаться центром не только федосеевского согласия, но «сюда обращены были взгляды всего русского старообрядчества. В страшные годины возродившихся гонений оно стояло непоколебимым столпом и было светочем для всей России, поддерживая национальную веру и не давая ей угаснуть»[149].
Однако власти начали медленно, но целенаправленно уничтожать эту старообрядческую святыню Москвы. Еще в 1823 г. был назначен особый чиновник для наблюдения за Преображенским богаделенным домом, а после вступления на престол Николая I события стали развиваться стремительно: в 1826 г. было приказано уничтожить моленные, построенные за 10 лет до указа; в 1834 г. приказано было всех мальчиков, содержавшихся в приютах Преображенского кладбища, зачислять в кантонисты – ученики военных школ, которых обращали при поступлении в новообрядчество; в 1838 г. федоссевцам велено было продать все недвижимое имущество кладбища, находящееся вне его. В 1847 г. Николай I насильственно подчинил Преображенский богаделенный дом гражданским властям (с 1853 г. – Императорскому человеколюбивому обществу). При этом было запрещено принимать больных, уничтожены кельи для призреваемых и отделения вне кладбища. Была уничтожена крещальня и запечатан Крестовный дом. Насельникам обители запретили носить иноческую одежду, хоронить своих единоверцев без разрешения полиции. В 1853 г. было запрещено содержать певчих на жаловании, принимать новых призреваемых, а само кладбище было приказано закрыть после смерти последних призреваемых или после их перевода в другие богадельни Москвы.
В марте 1854 г. у федосеевцев отобрали Успенскую соборную часовню на мужской половине и передали так называемым единоверцам, когда несколько человек из числа прихожан Преображенки изъявили желание присоединиться к господствующей церкви на правах единоверия. Единоверие было своеобразной формой существования старообрядцев в лоне господствующей церкви. Оно было задумано по модели западной унии и утверждено императором Павлом I еще в 1800 г. по представлению митрополита Московского Платона, причем в единоверие разрешалось вступать только старообрядцам. Новообрядцы же не могли переходить в единоверие. Единоверцы при сохранении дониконовского богослужебного чина, древних книг и обычаев официально подчинялись Синоду, принимали священство от господствующей церкви и поминали на литургии Синод, а впоследствии – новообрядческого патриарха. Единоверие явилось формой компромисса со стороны ряда богатых купцов-старообрядцев, стремившихся любой ценой восстановить трехчинную иерархию. Однако большинство старообрядцев не спешило принимать единоверие, опасаясь за то отлучения от истинной Церкви, в которой, по их понятиям, они пребывали, по 45-му апостольскому правилу: «Моляися с еретики, да отлучится». Их не пугали рассуждения на тему «без епископа нет Церкви», поскольку они руководствовались 15-м правилом Первовторого собора: «…аще же неции отступят от некоего епископа, не греховнаго ради извета, но за ересь его, от собора, или святых отец не ведому сущу, таковии чести и приятия достойни суть, яко правовернии».
При Николае I начинают практиковать насильственное «обращение в единоверие», ставшее излюбленной формой борьбы правительства со старообрядчеством. Старообрядческие обители разорялись, а их имущество (прежде всего, древние иконы и книги) передавалось единоверцам. То же самое произошло и с Преображенской обителью. Воспользовавшись полученным от нескольких прихожан кладбища прошением, митрополит Московский Филарет (Дроздов) немедленно сделал об этом «донесение» в Синод. Синод тотчас же отдал распоряжение о водворении на Преображенке единоверия. Одна из каменных часовен на мужской половине была избрана для единоверческой церкви. В ней был устроен иконостас, а уже 3 апреля состоялось торжественное освящение церкви «во имя чудотворца Николая» самим митрополитом Филаретом. «„Богослужение“ продолжалось около четырех часов. Любителей быть за своего рода „нижегородско-французской“ службой, где православный святитель, облаченный в древний „раскольничий“ саккос и омофор, в другое время заставляющий „проклинать всех, иже не крестятся тремя первыми персты, но крестятся двумя персты: указательным и средним, и прочиих учат творити тако“, заставляющий проклинать „всех таковых, иже ныне глаголют по псалмах аллилуйя по-дважды, а не по-трижды, и прочих учат творити тако“, сам на этот раз усердно слагал по „арменски крест“, себя крестил и других благословлял им, сам усердно пел аллилуйя по-дважды, – собралось довольно много. Все были в удивлении и восхищении»[150].
К 19 декабря того же года в единоверческую церковь была превращена еще одна часовня – Крестовоздвиженская, а в 1857 г. – и третья, Успенская, к которой пристроили алтарную часть. В 1866 г. вся мужская половина была передана организованному здесь Никольскому единоверческому монастырю. Настоятелем монастыря стал бывший федосеевский монах Павел Прусский.
Павел Прусский (в миру Петр Иванович Леднев; 1821—1895) происходил из старообрядческой федосеевской семьи. В 1848 г., в самый разгар притеснений со стороны правительства, он был послан московскими старообрядцами в Восточную Пруссию, где в то время в местечке Экерсдорф (ныне Польша, д. Войново на Мазурских озерах) находился федосеевский Войновский монастырь, оказывавший большое влияние на староверов западных губерний Российской империи. В 1851 г. он принял иночество в Злынке (Стародубье), а с 1852 г. стал настоятелем Войновского монастыря. При нем монастырь пережил свой расцвет: было построено несколько новых зданий, основана библиотека, иноки воспитывали и обучали церковной грамоте детей, нередко приезжавших из России. В Пупах (ныне Спыхово, Польша) близ Войново Павлом Прусским был основан женский монастырь, при его непосредственном участии возникло также несколько федосеевских моленных в России, во главе которых стали бывшие ученики Павла. Однако около 1856 г. во взглядах Павла Прусского произошла резкая перемена. Сначала он стал высказываться в пользу браков, то есть перешел на поморские позиции, а с 1861 г. начал молиться за возвращение священства. В результате братия Войновского монастыря разделилась на два лагеря.
Для пропаганды своих взглядов Павел Прусский основал в Йоганнисбурге (ныне Пиш) славянскую типографию, в которой печатал религиозно-полемическую литературу, а позже особые «листки» под названием «Истина» (январь 1863—66). Противостояние закончилось тем, что Павел Прусский вместе с пятнадцатью монахами неожиданно перешел в единоверие и должен был покинуть Войновский монастырь.
В Москве Павел Прусский благодаря таланту начетчика сумел завоевать расположение митрополита Филарета (Дроздова) и после присоединения к новообрядческой церкви был назначен настоятелем недавно образованного единоверческого монастыря, после чего широко развернул свою миссионерскую деятельность по обращению старообрядцев в единоверие. Некоторые из старообрядцев Пруссии, Ковенской, Виленской, Витебской и других губерний России под влиянием его проповедей приняли единоверие, однако это движение не было столь широким, как хотелось бы церковным и гражданским властям. В своей массе староверы не желали предавать веру своих отцов и добровольно идти в расставленные миссионерами ловушки.
Умер Павел Прусский в Никольском единоверческом монастыре,