Но к ней вышла няня: в руках у нее балахончик Ари; она приложила палец к губам и укоризненно покачала головой.

– Он только-только уснул, – прошептала она.

Волна физического разочарования: свинцовая тяжесть в животе, сдавливающий всплеск головной боли, напряжение в предплечьях.

– Вы немного опоздали.

Клодетт заглотнула воздух трейлера, подавив рыдание.

– Понятно, – сказала она, – нормально, – направившись к маленькой спальне, она тихо добавила: – Я просто посижу рядом с ним минутку.

Ари лежал на боку на лоскутном одеяльце, вытянув руки, словно что-то искал. Естественно, няня взяла не то одеяльце, не то, которое он любил, присобранное, со складочками по краям и кисточками на углах. И его любимая лиса с бархатной мордочкой одиноко сидела на полке. Она взяла лисичку и положила рядом с ним. Клодетт хватило смелости коснуться кончиков его волос, но не больше. Она присела на край кровати. Ее внимание полностью поглощено дыханием сына. В комнате витал особый детский аромат: смесь запахов цитруса, печенья и молока. Она заметила движение глаз под его веками, заметила облезающую кожу на пальчиках ног, царапины на запястьях. Услышав, как хлопнула входная дверь трейлера, и требовательный вопросительный голос: «Где она?» – она встала и, на цыпочках выйдя из спальни, закрыла за собой дверь.

В дверях стоял мужчина. С наушниками, болтающимися на шее. Короткая стрижка, загорелый и крепкий, под белым хлопком рубашки бугрятся накачанные мышцы груди и плеч.

– В чем дело? – спросил он.

Этого мужчину звали Тимо. Эта мысль с каждым днем казалась ей все более странной. Неужели этот человек когда-то гулял с ней по Темзе и сидел в баре Сохо? А с тех пор, как он встретил ее в Международном аэропорту Кеннеди, держа рамку с фотографией, прошла целая жизнь. Раньше они жили вместе в Гринвич-виллидж[82]. Именно он заявился к ней в больничную палату после рождения Ари, рыдал, цепляясь за ее руки и на все лады умоляя простить его, уверял, что в ней весь смысл его жизни, что он готов сделать для нее все что угодно, буквально все, что он никогда больше не совершит такой глупости. Она лежала ошеломленная, изможденная, онемевшая, с крошечным малышом, возродившим в ней радость жизни: пока ей еще мучительно больно сидеть, лежать, больно даже дышать. Уже тогда ей с трудом удалось убедить себя в том, что этот рыдающий и кающийся мужчина просто похож на ее прежнего возлюбленного.

И вот теперь он опять здесь, человек, претендующий на роль ее партнера, ее возлюбленного, ее второй половинки, отца ее ребенка, здесь, в ее трейлере. Она знала, что около трейлера его дожидалась компания из четырех или пяти телохранителей. Они следовали за ним постоянно, целыми днями. Она не представляла, как он выдерживал их назойливое присутствие.

– Клодетт? – коротко вопросил он.

Он, естественно, ждал объяснений. Она готова.

– Мне необходимо было повидать Ари, – заявила она, и это объяснение далось ей сравнительно легко, оно прозвучало разумным и нормальным. – Прости.

На скулах Тимо заиграли желваки. Над его плечами появилась вспышка света, словно сработала камера или вспыхнула звездочка фейерверка. «И кто же еще подглядывает за нами?» – мысленно спросила она.

– Ладно, – он переложил сценарий из одной руки в другую. – Ну а теперь ты можешь вернуться на съемочную площадку?

Клодетт обдумала вопрос. Она не готова ответить утвердительно. Не готова вернуться. Внезапно она осознала, что покачивает головой из стороны в сторону, в молчаливом отрицании.

– Дорогая, – сказал он, шагнув в трейлер и положив руку ей на плечи, – там сто пятьдесят человек, – вместо указки он жестикулировал ручкой, которую, мысленно отметила Клодетт, стащил с ее письменного стола, поскольку именно ей нравится писать такими ручками, – все ждут твоего появления. Ты понимаешь? Сто пятьдесят человек. И мы не можем ничего делать, пока ты не решишь удостоить нас своим присутствием. Без тебя мы в полном простое, – он попытался улыбнуться.

Он пытается, понимала Клодетт, быть добрым, но она ощущает исходящее от него напряжение, чувствует явную дрожь в костях и жилах его руки, касающейся ее шеи.

– Полчаса, – заявила она. – Дайте мне полчаса.

Тимо вздохнул. Он вновь с трудом изобразил улыбку. С такой улыбкой обычно взирают на капризного ребенка или на психически неполноценного индивида. Он отступил, прижимая ручку – безусловно, одну из ее ручек – ко лбу. Ее оболочка потрескивала, как литий в воде.

– Отлично. Полчаса. У тебя есть полчаса, если они нужны тебе, конечно, есть. – Он нацелил на нее ручку. – Но не больше, договорились?

– Договорились, – согласилась она.

Его темная фигура освободила дверной проем трейлера, помаячила на ступеньках в жарком дневном свете и исчезла. Клодетт прищурилась, захлопывая дверцу. Она повернулась к няне и своему личному секретарю, Дереку, который появился из кухонного отсека с телефоном в руке.

– Не могли бы вы ненадолго оставить меня одну? – спросила она как можно любезнее.

Они, разумеется, согласились, заявив, что пойдут выпить кофе, пожелав ей отдыхать сколько душе угодно.

Они ушли, и Клодетт осталась одна. Она почувствовала, как тишина окутывает ее благословенным плащом.

Она стояла в середине главного салона трейлера. Ари был в спальне, дверь которой прямо перед ней. Как же отчаянно ей хотелось распустить волосы, выбросив все заколки, и содрать с себя эти наряды. С каким облегчением она позволила бы им соскользнуть с тела, улечься на пол вокруг ног, чтобы она могла переступить через них и отбросить подальше. Она могла бы зайти в спальню и, не разбудив Ари, натянуть выцветшее голубое платье из хлопка, сунуть ноги в кеды с молниеобразным узором.

Словно отменяя ход этих мыслей, Клодетт подошла к двери и пристально посмотрела в тонированное стекло. Ничего. Никого. Несколько скромных фигур вдали около ресторанного фургона. Она оценила расстояние между дверцей и черным внедорожником, припаркованным рядом с трейлером.

И тогда в ее голове начали разворачиваться эпизоды своеобразного будущего сценария фильма, самостоятельно написанного и поставленного. Она представила себя в другой, но похожей на нее ипостаси. Эта особа заходит в спальню, переодевается в голубое платье и поднимает на руки Ари, который чудесным образом продолжает спать.

«Нет, – мысленно поправила себя Клодетт, – сначала надо найти паспорта, не может же она искать их с Ари на руках». Итак, она находит паспорта, прежде чем взять его. Или ей надо заранее все собрать? Заранее собрать и спрятать сумку со всеми нужными документами, их французскими паспортами, номерами секретных банковских счетов, на которые она тайно могла бы перекачать деньги? Да, так будет надежнее, это сэкономит время, позволит сразу перейти к существу дела.

Итак, сумка. Вытаскивается с какой-то ближайшей полки. Она уже в платье, кедах, и нет нужды показывать это переодевание. Далее, новая Клодетт укладывает волосы и прячет их под шляпу с большими полями. Шляпу няни.