— Он убил ребенка. Подростка. И убил из «великого» чувства рабства. Потому что ему приказали, понимаете, Сашенька! При-ка-за-ли! «Кто платит, тот и музыку заказывает», не так ли? Пошлая мораль, но сколь много людей охотно соглашаются с этим, даже тогда, когда музыка-то сплошь «похоронные марши»!

— Лера, успокойся, — я снова вернулась к сердечному «ты». — Расскажи мне, что это за история. Потому что, возможно, именно там и кроется ключ. Кого он убил? Кто ему велел?

— Мальчика, — сказала Лера. — Лет восемнадцати. Точного возраста этого Игоря я не знаю. Но в том, что его убил именно мой драгоценный супруг, — в этом я нисколько не сомневаюсь! Потому что я видела его в тот вечер. Именно там. Понимаешь, Саша? Я его там видела!

* * *

Вот так со мной бывает всегда… Я и не надеялась услышать откровения подобного рода из уст Леры Шахиновой, и вот тебе пожалуйста!

Ее тонкие пальцы, сжимавшие ножку фужера, побелели от напряжения. Можно было предположить, что Лера все это просто выдумывает или выдумала так хорошо, что и сама во все поверила… Но тогда откуда она знает это имя?

— Лера, — попросила я, дотрагиваясь до ее руки, — если можно, расскажи об этом подробнее. Только успокойся. Никто не причинит тебе вреда. Поверь мне, больше никто не причинит тебе вреда.

Она немного странно усмехнулась, смотря на меня как на неразумное дитя.

— Саша, ты еще очень юная. Ты не знаешь, что это за люди. Я никогда их не видела, но мне хватает моего мужа. Того, что они сделали с ним, сначала нравственно сломав настолько, что он перестал различать границы добра и зла, озабоченный только собственной безопасностью. А потом они разрушили и его иллюзию безопасности. Я ни на минуту не сомневаюсь, что они его и убили. Как и двух остальных. Чем-то они стали им мешать.

— Тебя они не тронут.

— Хотелось бы так думать!

Она посмотрела на меня уже спокойно, как бы смирившись с моей истиной, и сказала:

— Так вот, Игорь… Не знаю, с чего началась эта история. Однажды он тут появился. Стоял на пороге и смотрел таким странным взглядом — растерянным и в то же время решительным. Как будто решился на поступок, который может стоить ему жизни, но иной выход ему неизвестен. «Мне нужен Юрий», — сказал он. Юрия тогда дома не было, я попросила подождать. Он окинул меня немного оценивающим взглядом, как бы решая, приличный ли я человек. Наверное, я показалась ему нормальной, потому что он кивнул и сказал: «Хорошо». Я предложила ему кофе, он отказался. Просто сидел, углубившись в себя, и ждал. Так готовятся к бою, Саша. И сейчас мне кажется, что он именно к нему и готовился.

* * *

— Когда в дверь позвонили, он дернулся, как будто наступил на оголенный провод. Я открыла. Вошел Юрий и, заметив Игоря, остановился на пороге, с таким ужасом и удивлением. «Что вы тут делаете?» — спросил он. «Я должен вам кое-что сказать», — ответил мальчик. Юрий оглянулся на меня, бросил, как всегда, что-то хамское и предложил мне скрыться, поскольку разговор должен быть конфиденциальным. Потом втащил мальчика в комнату и закрыл дверь.

— И вы ничего не слышали…

— Нет, я слышала пару фраз. Юрий и так был, на мой взгляд, чересчур горласт, а уж когда он выходил из себя, его голос становился подобием трубы иерихонской! Так что пару фраз я уловила совершенно спокойно, разогревая чайник на кухне, и мне даже не надо было подслушивать. Первая фраза была: «Это не твое дело», а вторая — «Захочу — отстану, а нет — Таня будет со мной!».

— Таня? — переспросила я.

— Да, — кивнула Лера. — Я очень хорошо это запомнила, потому что тогда я еще только собиралась расстаться с моим дражайшим супругом и неведомая Таня могла вполне мне в этом помочь. Надобно знать характер моего мужа — то, что он считал своей неоспоримой собственностью, не имело права на самовольный уход. А тут получалось, что в связи с появлением этой вот Тани он и сам мог уйти.

А потом мальчик ушел. Правда, на пороге обернулся и задумчиво спросил: «Интересно, неужели в вас уже не осталось ничего человеческого?» Мой муж позеленел и уже открыл рот, чтобы ответить в своем духе, но, оглянувшись на меня, замолк. Видимо, в его планы не входило посвящать меня в свои маленькие тайны. После ухода незваного гостя муж бросился к телефону, набрал какой-то номер и начал говорить что-то в трубку, очень тихо — уже этот факт показался мне удивительным, поскольку доселе мой супруг по телефону говорил громко.

Не знаю, до чего он там договорился. Наверное, ни до чего хорошего, потому что весь вечер бродил по своей комнате, что-то бормоча, и не выходил до одиннадцати вечера. Потом вышел, оделся и, ни слова не говоря, ушел. Меня разбирало любопытство, и я отправилась за ним.

Он шел по улице очень сосредоточенный и лично мне напоминал какого-то маньяка, в голову которого пришла мысль срочно сублимироваться в убийстве. Так оно, как я потом уже поняла, и было. Мы довольно долго шли, затем он остановился возле высотного дома, зашел внутрь, и больше я его преследовать не могла. Я вернулась. Сидела дома, меня всю трясло.

Не знаю, слышали ли вы, что иногда человек физически ощущает, что в данный момент совершается убийство. Я не отдавала себе тогда в этом отчета. Просто отчего-то мне было очень плохо. Я даже не смогу подобрать слова для определения этого состояния. Страх? Нет, хотя и страх тоже. Что-то хуже, чем страх. Какой-то внутренний холод, расползающийся по тебе, как клубок гадюк или скарабеев, заживо пожирающих тебя изнутри.

Потом хлопнула дверь. Я машинально взглянула на часы и увидела, что провела в таком взвешенном состоянии два часа как минимум. Мой муж стоял на пороге и смотрел на меня каким-то странным взглядом. «Почему ты еще не спишь?» — поинтересовался он. «Не хочу», — ответила я. Он усмехнулся и прошел в ванную. Там он включил душ и очень долго не выходил. Его настроение было необычным. Обычно он поет под душем, совершенно не стесняясь окружающих. На этот раз процедура омовения проходила в гробовой тишине, причем мне ни к селу ни к городу вспомнилась та сцена из «Макбета», где леди Макбет моет руки, пытаясь оттереть кровь. Наутро я побежала по той же ночной дороге и остановилась перед тем самым домом, куда зашел мой муж. Там уже было полно милиции, и, когда я спросила, что тут произошло, мне ответили зеваки, что убили парня. В подвале найден его труп. Парень был прикован наручниками к лестнице, и…

Она прикрыла глаза.

— Я развернулась и побежала прочь. После этого я сказала своему мужу только одно — я никому не скажу, что видела, как он шел туда. Но больше оставаться со мной он не может. И он ушел. Чтобы его нашло возмездие. Я не знаю, Сашенька, кто убил их троих. Но мне кажется, этот человек имеет право на снисхождение. Они были куда преступнее этого несчастного.

Лера закончила свой рассказ. Ее глаза были полуприкрыты, и я не знала, что ей сказать. «Все сказанное будет глупо, поскольку боль не уберешь словами».

Я могла упрекнуть ее в том, что она не бросилась в милицию, но тогдашнее состояние не позволяло ей этого. Да и, в общем-то, она ведь не была уверена ни в чем.