дальше. И ещё не факт, что этот больной ублюдок возжелает снять с него маску перед предполагаемой честной публикой. Он же не просто так говорил о каком-то там празднике и о том, что собирался преподнести Дерека в качестве подарка своей официальной невесте.

Хотя большая часть тех бредней, что срывалась с неустанного языка Князя всё равно не желала откладываться в памяти Кена. Видимо, он до последнего надеялся, что скоро проснётся. Иначе и быть не могло. Этот кошмар не мог быть настоящим, как и бесконечным. Уж лучше что угодно, даже грёбаная Матрица, но только не параллельная реальность.

Вот только она определённо не собиралась заканчиваться. А Кен сознательно не желал считать хотя бы приблизительно, сколько на самом деле уже пробыл в этом аду. Тем более, что его биологические часы определённо сломались и давным-давно показывали неправильное время — от трёх, максимум, пяти суток, до стольких же вечностей. Не говоря о тех часовых отрезках, когда его всё же вырубало, и он мог пребывать в бессознательном состоянии неизвестно сколько ещё часов (а может и дней).

Кажется, только сейчас время начало приобретать свой естественный ход. Когда его перестали пытать бесконечной болью и творить с его телом неизвестные земной науке (и явно противозаконные в его мире) операции. Но, похоже, такое понятие, как мораль и этические нормы не являлось краеугольным камнем здешнего социума. А гуманизм и вовсе напрочь отсутствовал в лексиконе всех местных жителей или граждан. Ведь это же Остиум, Детка. Великий Град Чудес на Холме.

Кен и рад бы сейчас тоже отключиться (а уж лучше вовсе проснуться), но именно теперь его мозги стали немного прочищаться и проясняться. Когда боль в коем-то веке отступила, пусть и не насовсем, а всё, что с ним в это раз происходило, больше не сопровождалось бесчеловечными пытками или беспрестанными ударами тока. Наверное, он и не стал предпринимать никаких попыток вырваться, поскольку действительно вусмерть устал от всех прошлых над ним издевательств, и просто хотел перевести от данного кошмара дух. Даже подобной ценой.

Хотя, какая ему в сущности разница? Можно подумать, что что-то с ним могут сделать куда худшее, чем уже сделали (если, конечно, не примутся расчленять его буквально на глазах у восторженной публики). А если и сделают, то, скорее, ему уже точно будет всё равно.

К тому же, ему действительно на какое-то время даже стало интересно, куда же его повезут, а, главное, как. Правда, как вскоре выяснилось, немного не так, как хотелось бы. Потому что он мало что увидел из той клетки, в которую его скоро загнали и в которой его, в прямом смысле этого слова, запечатали, заковав в кандалы и жуткий дополнительный «ошейник» из смертельного кольца. А потом… Он даже сперва не поверил своим глазам. Его действительно обмотали подарочной бумагой. Вернее, обмотали её огромными широкими рулонными листами клетку. Хорошо, что не в десять слоёв и даже оставив ему парочку узеньких щелей, сквозь которые внутрь проникал вместе с очень тусклым светом совсем не свежий воздух. И только после этого его повезли. В неизвестном направлении.

И везли довольно долго. С остановками, с разворотами то в одну, то в другую сторону, иногда даже куда больше, чем на сто восемьдесят градусов. И судя по работающему в полу механизму, по большей части ею управляли через дистанционное устройство. В некоторых отрезках времени Кен даже определял, что они спускались или поднимались на грузовом лифте. Опять же куда и на сколько этажей? — увы, но этого он понять уже не мог. Но зато определил, что клетку погрузили внутрь фургона. Возможно бронированного. Удивительно, что в тот момент его не придушил второй «ошейник», поскольку клетка наклонилась не менее, чем на сорок пять градусов, когда заезжала по пандусу внутрь фургона. Кену тогда пришлось вцепиться обеими руками в два металлических штыря смертельного вокруг его шеи кольца и пережить данный подъём в относительной целости и сохранности.

А потом они куда-то поехали. Куда?

Тут фантазия, как говорится, приказала долго жить. Кен не имел никакого понятия. Он даже не знал, в какой части Остиума они находились, а все его воспоминания об этом городе выглядели по большему счёту размытыми образами из очень далёких снов. Чаще хаотичных и ничем между собой не связанных. Меняющиеся запахи тоже ни о чём ему не говорили. Кроме, возможно, того, что они и в самом деле поднялись на поверхность земли и теперь ехали по вполне ровному шоссе. Куда-то ехали. Причём довольно долго.

Где в это время находился Хантер? Кен даже гадать не собирался и уж тем более совершенно не хотел. Ему было достаточно и того исключительного для него подарка, что он сейчас никого не видел и не слышал. В том числе и характерного запаха Князя. Хотя, тут он, конечно, приврал. Потому что самые едкие следы аромата, исходившего от этого чудовища, всё ещё преследовали Вударда, видимо, надолго осев на его рецепторах очень чуткого обоняния, как и на определённых участках телах. Как раз они и не давали ему расслабиться, больше, чем ему уже удалось это сделать. Или поверить в нереальность происходящего. Будто микроскопические иглы, загнанные ему под кожу прямо в нервы, напоминали раз за разом, что он не спит. И всё это ему не снится. Что теперь это и есть его нынешняя и совершенно новая реальность, сбежать из которой он уже не сможет. Ни сейчас, ни через час, ни когда-либо вообще…

3.28

Кажется, ему всё же удалось совсем ненадолго «задремать» (наверное, монотонное движение фургона по довольно ровной дороге его таки малость укачало). Причём сделать это с открытыми глазами. Правда, неизвестно, как надолго, потому что ему ничего так и не приснилось, и он снова очнулся, как только клетку наклонило для нового спуска по пандусу, и ему вновь пришлось вцепиться руками в телескопические штыри. В этот раз он даже расслышал незнакомые мужские голоса и несколько смешков. Но обсуждали, как вскоре выяснилось, не его. А ближайший поход то ли в стриптиз-клуб, то ли в игровое казино по окончании сегодняшней смены.

Значит, Хантера тут точно не было. Что не могло не радовать. Пусть и ненадолго. Поскольку в этот раз время уже не двигалось для Кена настолько щедрым и щадящим, как до этого. Он как-то внутренне ощущал, что оно свелось к последним для него минутам. Что выделенный ему на «отдых» час уже подходит к своему логическому завершению.

И он