Тут же, другой загребущей ладонью практически сразу, накрыв часть шеи и лица девушки, перед тем, как по-хозяйски и с властной жадностью буквально заглотил её тёмные губки своим ненасытным ртом.

Кажется, в тот момент под Кеном содрогнулся ни столько пол с клеткой, сколько весь окружавший его грёбаный мир Остиума. Наверное, он до последнего сопротивлялся тем фактам и той непоколебимой истине, которые уже больше пяти минут атаковали его контуженное сознание и выворачивали его изнутри зашивающимися эмоциями и ощущениями. Он и сейчас пытался убедить себя, что у него просто поехала крыша… Он всё равно не успел рассмотреть её профиль. Да и вообще. У неё же другой цвет волос…

А фигура? А рост? А манера держаться или просто стоять?.. Или она должна была пройтись перед тобой абсолютно голой, чтобы ты смог увидеть все её родинки, изгибы и следы от мелких шрамов?..

И разве сейчас она не голая? Её ноги, спина до самого копчика, глубокое до пупка декольте? Это грёбаное платье… Такое роскошное и до нелепости пышное прикрывало от силы лишь часть её полных грудей, низ живота, ягодицы и заднюю сторону ног. И разве от её шикарного вида твой член сейчас не напрягся, усиленный притоком крови от стимулирующего запаха её чистой кожи и восхитительных волос?

Ты не мог ошибиться, Кен! Это её запах! Ты узнал его так же хорошо, как и её близость. Как узнал её. Но до сих пор продолжаешь этому противиться. Потому что для тебя это невозможно… Как и невозможно смотреть сейчас на то, как Хантер пытается добраться своим языком до её горла и вылизать у неё весь рот изнутри, а ты при этом не в состоянии понять, отчего начал так возбуждаться?

Твою бля..!

Ему бы заорать. Дёрнуться что дури, чтобы выкорчевать все эти железные штыри и зажимы, что держали его внутри клетки (и не только в железной). Но он, как блаженный, продолжал зависать в этой адской невесомости или вакууме, из последних сил хватаясь за ложные выводы. Убеждая себя, что это не Она. Это не могла быть Она. Да, похожа… Невероятно похожа, но это… Не ОНА!..

Вот только Хантер, как бы сильного этого не хотел, не мог продолжать до бесконечности свой едва ли человеческий и, тем более, романтический поцелуй, в течении которого успел без ярко выраженного насилия (почти незаметно для резко притихшей публики) отобрать у своей невесты ножницы. После чего, с явным нежеланием, отсосался от уст полуживой красавицы, не забыв напоследок лизнуть большим языком её растёртые до ярко-макового цвета губки снаружи вместе с подбородком и… Ненадолго приблизился своим распухшим от поцелуя ртом к правому ушку своей любимой королевы, тем самым открывая обзору Кена её точёный бледный профиль.

— Какая жалость, что я не могу вылизать тебя сейчас с головы до ног. Надеюсь… очень скоро я сумею исправить этот маленький недочёт…

Нет. Кен не мог это расслышать, даже если бы действительно обладал сверхъестественным слухом… Как и не мог видеть перед собой всего в нескольких шагах… Мию! Да, бля..! Мию!..

Но это была она! Как бы он не убеждал себя в обратном и сколько бы не приводил для этого доводов. Это БЫЛА ОНА!

Именно её психопат Хантер сейчас держал на глазах у сотен восторженных зрителей и буквально лапал, гладил одной рукой её частично оголённый живот жестом единоличного и законного собственника, без какого-либо стеснения задевая даже её лобок под V-образным углом очень глубокого выреза платья, а другой — удерживая её за шею под затылком пугающе крепкой хваткой. Не позволяя ей ни дёрнутся, ни как-то просто пошевелиться, хотя бы для того, чтобы от него отшатнуться.

— А теперь сделай мне приятное и приятное для себя тоже. Для всех нас. То, что ты мечтаешь сейчас сделать больше всего на свете, да, моя сладкая? Моя крошка…

Хантер повысил голос, хотя вроде как и продолжал громко «шептать на ушко» своей обожаемой невесте, которая, казалось, и в самом деле затмевала сейчас своей красотой всех признанных когда-то в истории человечества красавиц. И даже собственную красоту. Но теперь Князь смотрел ей в лицо и самодовольно лыбился, отдавая новые приказы под соусом «вежливых» просьб.

— Осмотри свой подарок сблизи и более тщательно. Как это и полагается. Тем более учитывая, что перед тобой новый домашний питомец. А питомца надо к себе приручать. Показать ему наглядно, кто его новый и единственный хозяин.

— Пожалуйста… — она впервые разомкнула с трудом слушающие её губы и едва-едва слышно выдавила из себя немощную мольбу, а потом и вовсе беззвучно произнесла: — Не надо!..

И только теперь Кен понял с шокирующей его ясностью и сводящим с ума неверием. Она его боялась! Боялась до смерти и даже куда сильнее, чем Хантера.

И это действительно был её голос! Его интонация… Его хриплые нотки, всегда прорезающиеся от сильного волнения или страха, которые теперь полосовали сознание Кена остервенелыми ударами ледяных осколков чистейшего безумия. И он действительно не спит. Он на самом деле её видит, слышит и чувствует. Поэтому и не сдерживается сам. Не замечает, как немощно мычит или стонет в резиновый кляп маски, а его глаза застят набежавшие слёзы, ослепляя его ненадолго на несколько мгновений вместе с тем Армагеддоном, который сейчас творился в его голове (как, наверное, и во всём теле тоже). Да, его трясло. Его выворачивало и выжигало изнутри калённым железом или хлынувшей по венам смертельной дозой адреналина. И он ничего не мог с этим сделать. Потому что слабел ещё больше. Теряя последние крупицы здравого рассудка. Не в состоянии поверить до конца, что это правда. Что это Мия!

ЕГО МИЯ!

— Всё хорошо, моё счастье. — Хантер перестал гладить живот и даже лобок девушки, но только для того, чтобы поднять эту руку к её голове и ласково обхватить ей лицо «успокаивающим» жестом. Вернее, заставляя свою насмерть перепуганную невесту посмотреть в его честные и едва не осязаемо проникновенные глаза. — Обещаю! Он ничего тебе не сделает. Даже наоборот. Он порвёт любого, кто в этом зале, да и где-либо вообще, посмеет сделать тебе что-нибудь плохое. Он будет служить тебе верой и правдой, вылизывая те места на земле, по которым ступала твоя сладкая ножка. Ты можешь убедиться в этом прямо сейчас. Идём… Идём я тебе это покажу.

Кен несдержанно выдохнул в кляп, но так и не сумел вытолкать из груди образовавшийся ком боли… Нечеловеческой боли, от которой, казалось, его мозги буквально скручивало в штопор