class="p1">— Спасибо, радость моих очей. Ты даже представить себе не можешь, каким счастьем переполняешь моё сердце и душу. И что я готов ради этого совершить. Совершить, ради тебя, моё солнце.

Да, Хантер, что? Что ты, мать твою задумал? Зачем ты притащил сюда Зверя? На устроенное тобой грандиозное праздничное мероприятие, на которое было приглашено не менее пяти сотен высокородных граждан и подданных самого Незримого? Для чего ты так разошёлся и какие преследуешь истинные цели?

И нет. Кен ничего этого до сего момента не знал. Он просто чувствовал. Эти шокирующие знания просачивались в него со всех сторон, подобно токсичной жидкости в благодатную почву или сухую губку. Он не хотел знать истинных подробностей, но они его об этом не спрашивали.

— Ну, давай, любимая. Сделай! Сделай это наконец-то! Открой его! Открой! — Хантер громко зашептал, подобно нетерпеливому заговорщику, но все прекрасно расслышали его подначивающие фразы.

Из-под закрытых век и прямо под маской по щекам Кена скатились ещё две сочные слезы. Он продолжал слушать чужой цокот каблучков о зеркальный паркет, едва ли заглушаемый гулким набатом его собственного сердца.

Вот она не совсем уверенно начала обходит клетку справа от Дерека, видимо, присматриваясь и определяясь с местом, где лучше это сделать. Или же просто приближаясь к одной из широких полос большого красного банта, которыми была перехвачена вся клетка со всех четырёх сторон. Просто сбоку было проще дотянуться до самого банта. Что она и сделала, подхватив лезвиями ножниц одну из полос и принявшись по ней не резать, а просто вести между зажатыми клинками по бумаге, как скальпелем по податливой плоти.

Характерный шелест фольги и отброшенный в сторону большой, но при этом лёгкий бант вызвал очередной всплеск бурных оваций от восторженных зрителей и гостей.

Кен очень хотел открыть глаза и повернуть голову туда, где стояла тень «именинницы». Но он бы не смог этого сделать, даже если бы и размежил веки. Потому что кольцо второго «ошейника» не давало ему пошевелить ни шеей, ни головой. Поэтому он и довольствовался лишь одними ощущениями. Хотя в какой-то момент всё-таки не выдержал. Особенно, когда вспышка света, вместе с резким треском рвущейся фольги ударил по его чувствительным глазам и сильно обострившемуся слуху.

В какой-то момент он даже перестал дышать, попытавшись замереть, но так и не сумев подавить внутренний тремор во всех частях тела.

— Ну, разве он не великолепен?

— Боже!

— Это действительно то, что я вижу?

Восхищенные шепотки с недержаными восклицаниями наполнили окружающий огромный зал, будто напирающей со всех сторон звуковой помпой.

— Дамы и господа. Моя любовь…

Кен довольно быстро привык к яркому освещению, словно в его глаза вживили специальный для этого защитный механизм, который включился в тот момент на чистом автомате и по незримому щелчку. И, конечно же, в первую очередь увидел Хантера. Грёбаного сукиного сына Хантера! Стоявшего перед клеткой на нижней ступени какого-то возвышения-помоста (на широкой платформе коего красовались то ли два помпезных кресла, то ли трона, выполненных в стиле безумного Ханса Гигера и мира Чужих) и картинно указывающего рукой в уже знакомой перчатке в сторону Вударда.

— Позвольте вам представить самый редчайший, практически единственный в своём роде экземпляр боевого Зверя. Приручить коего до сего дня удалось лишь одному всем известному человеку. Но, как видите, ваш покорный слуга сумел совершить невозможное. Я не просто поймал одного из представителей столь уникальной и ни с чем несравнимой породы, но и превратил его в верного служебного пса Уотер Тауэр. Более того. Я дарю его самому ценному и по особенному дорогому мне человеку. Я дарю его тебе, моя королева. Любовь моя…

Хантер вдруг перенаправил свой цепкий взгляд куда-то в сторону от клетки, как и руку, которой до этого указывал на Зверя. Но в этот раз он развернул кисть ладонью вверх приглашающим жестом. Что тоже не могло не обойти внимания Кена, пережившего почему-то именно в этот момент очередной микроинфаркт. Верее, пережив его от осознания и прочих обострившихся чувств, благодаря которым ощущал близость стоявшей рядом девушки — той самой избранной королевы Хантера. Хотел ли он тогда, чтобы она вернулась на своё официальное место подле своего будущего супруга, явив наконец-то перед ним своё истинное лицо? Или же молился всем известным богам вместе взятым, чтобы она этого не делала? Чтобы, наоборот, развернулась в противоположную от тронов сторону и побежала отсюда, неважно в каком направлении, со всех ног…

Беги! Бога ради, беги из этого кошмара, пока ещё не слишком поздно!..

Но он услышал её неуверенный шажочек, шаркнувший стальной набойкой по паркету, будто она пошатнулась, и этот звук прошил сердце Кена ледяным стилетом насквозь. Правда, оно всё равно выдало гулкий перебор аритмичных ударов, чуть было не пережав ему трахею нежданным удушьем.

Новый стук каблучком и близость чужой тени скользнуло по нему невидимым прикосновением большого крыла бабочки. Тень набралась и сил, и духа, чтобы направиться в сторону ожидающего её Хантера. Она не последовала ментальному крику Кена. Она выбрала худший из вариантов, решив вернуться на плаху — в руки собственного палача.

Белое… Белый, ослепительный шёлк или креп-сатин с оттенком слоновой кости в облаке невесомой и почти полностью прозрачной органзы, расшитой мелким бисером перламутрового жемчуга и крупными кроваво-красными рубинами. Воистину императорское одеяние, достойное только королев и будущих правительниц таких безумных цивилизаций, как Остиум.

Кен увидел вначале его краем глаза (тем более, что маска полностью обрезала ему большую часть периферийного зрения), вместе с оголённой до локтя рукой… вместе с каскадом длинных платиновых волос всё с тем же оттенком слоновой кости. И, кажется, даже её левую ногу с лепным бедром, которую совершенно не прикрывали длинные юбки безумного платья с безумно длинным шлейфом. Даже длинные каблуки не сбивали её царской походки, хотя ей и приходилось использовать нечеловеческие силы, чтобы не споткнуться, не упасть, и не запутаться в длинных полотнищах многослойных юбок, которые, по большей части, украшали ей спину, а не оголённые едва не до самого лобка стройные ножки.

Похоже, всё это время она держалась цепкой хваткой обеих дрожащих рук за золотые ножницы… Как держатся за кинжал, который собираются вот-вот вытащить из ножен и пустить его в ход.

И чтобы это не миновало всевидящего взгляда Хантера? Ведь в первую очередь он потянулся той самой приглашающей рукой к побелевшим кулачкам своей избранницы. Причём так показательно ласково обхватив ей запястье, за которое едва ли не рывком притянул к себе, впечатывая в свой живот, грудь и бёдра.